Ружья Авалона
Шрифт:
– Да.
– Развяжи ему руки. Пусть поест.
– Но он же пытался украсть у нас…
– Разве ты не говорил когда-то, что убил человека за пару сапог?
– Конечно, но там все было совсем по-другому.
– Как это?
– Я ушел в сапогах.
Я расхохотался. Этот смех взял верх – я не мог остановиться. Ганелон сперва вроде бы рассердился, потом удивился и тоже захохотал.
Юнец смотрел на нас, как на пару умалишенных.
– Хорошо, – сумел наконец выговорить Ганелон. – Хорошо. – Нагнувшись,
И склонился над мешком с припасами, копаясь в свертках.
Мальчик схватил предложенный ему кусок и быстро и шумно зачавкал, не отрывая, впрочем, глаз от Ганелона. Если он говорил правду, у меня возникали некоторые сложности, и главная заключалась в том, что в опустошенной войной стране трудно отыскать то, что мне требовалось. И это, помимо природы здешней беды, тоже усиливало мои опасения.
Я помог Ганелону развести костерок.
– Насколько могут измениться наши планы? – спросил он.
Выбора у нас не было. Во всех Тенях неподалеку от намеченного мной места происходит примерно одно и то же. Я мог направиться туда, где нет войны, но тогда попал бы не в Авалон, а куда-то в совершенно другой мир. И там не окажется того, что мне нужно. Коль скоро хаос постоянно препятствует мне на пути сквозь Тени в то место, куда я желаю попасть, значит, причиной тому – само желание мое, и так или иначе, подобные препятствия нужно устранить, чем раньше, тем лучше. Уклоняться нельзя. Таковы правила игры, и некому жаловаться – ведь правила эти устанавливал я сам.
– Идем дальше, – сказал я. – Это и есть место, куда я желаю попасть.
Мальчишка коротко вскрикнул, а потом, быть может, из благодарности – ведь я вроде бы помешал Ганелону сделать еще пару дырок в его шкуре – предупредил:
– Не ходите в Авалон, сэр! Вам нечего желать там! Вас убьют!
Я улыбнулся и поблагодарил парня. Ганелон состроил страшную гримасу и сказал:
– Ну что же, прихватим его, пусть предстанет перед военно-полевым судом.
Тут юнец вскочил и проворно бросился в кусты.
Ганелон с хохотом выхватил кинжал и занес руку, чтобы метнуть ему вслед. Я ударил по ней, и кинжал отлетел в сторону. Мальчишка исчез в лесу, а Ганелон продолжал смеяться.
Потом он встал, подобрал кинжал и сказал мне:
– Лучше бы ты все-таки позволил мне прирезать его.
– Я решил иначе.
Он пожал плечами:
– Быть может, мнение твое переменится, когда парень вернется ночью, чтобы перерезать нам глотки.
– Могу представить и такое. Но его на это не хватит, сам знаешь.
Ганелон вновь пожал плечами, отрезал изрядный кусок мяса и стал подогревать его над костром.
– Что же, по крайней мере, война великолепно научила его показывать пятки, – объявил он, – и, быть может, мы действительно проснемся завтра.
Он отгрыз кусок и принялся жевать. Занятие показалось мне недурным, и я последовал его примеру.
Глубокой ночью я очнулся от беспокойного сна и долго вглядывался в звезды через просветы в листве. Та часть моего разума, что ведает предзнаменованиями, не могла позабыть этого юнца и не давала мне спать. Вновь заснул я не скоро.
Утром мы забросали кострище землей и отправились в путь. Ближе к полудню подъехали к предгорьям и углубились в них. На нашей тропе время от времени попадались свежие следы, но мы никого не встречали.
На следующий день мы проехали мимо нескольких ферм и домишек, даже не остановившись. Я отказался от дикого, дьявольского маршрута, по которому вез когда-то опального Ганелона. Путь тот был, конечно, короче, только ему он показался бы весьма неприятным. Мне нужно было время, чтобы поразмыслить, поэтому лишних приключений по дороге не требовалось. Теперь, однако, долгая дорога близилась к концу. Днем мы въехали под небо Амбера, и я молча наслаждался его великолепием.
Мы ехали через лес, очень похожий на Арденский. Тишь – ни звуков рога, ни намека на присутствие Джулиана, или Моргенштерна, или грозных собак, как в тот последний раз, когда я проезжал Арден. Только в кронах высоких деревьев чирикали пташки, жаловалась на что-то белка, тявкала поблизости лисица, журчал небольшой водопад, а в тени белели, краснели и голубели цветы.
Дневной ветерок навевал сон и прохладу и убаюкивал меня, пока за поворотом не открылся ряд свежих еще могил. Поляна вокруг была вытоптана. Мы огляделись по сторонам, но сверх увиденного не узнали ничего.
Поодаль оказалось другое такое же место, а за ним несколько сожженных рощиц. Дорога была уже совершенно разбита, кусты по сторонам вытоптаны и изломаны пехотой и конницей. Запах гари висел в воздухе. Мы поспешно миновали вонявший вовсю полуобъеденный труп лошади.
Небо Амбера больше не радовало меня, хотя дорога впереди была уже знакома.
День склонялся к вечеру, и лес вокруг поредел, когда Ганелон заметил дымы на юго-востоке. Мы свернули на первую же тропку, что вела в сторону, но мимо Авалона. Сколько оставалось ехать еще, понять было трудно, но я видел, что до темноты мы не доберемся.
– Значит, их армия еще в поле? – удивился Ганелон.
– Их или победительниц?
Он покачал головой и вытащил из ножен клинок.
Когда стало смеркаться, я съехал с тропы на шум бегущей рядом воды. Ручей был прозрачен и чист и нес с гор прохладную свежесть. Я окунулся, пригладил вновь отпущенную бородку, отряхнул дорожную пыль с одежды. Наше путешествие приближалось к концу, и я хотел явиться в Авалон во всем возможном великолепии. Уловивший мое намерение Ганелон плеснул воды на лицо и громко прочистил нос.