Рябь
Шрифт:
– Я ненавижу тебя, – говорю я, мой голос ломается.
– Неправда, – говорит он просто.
Еще больше я ненавижу то, что он прав.
Я перешагиваю через него и иду к берегу. Мои пальцы почти касаются воды. Я хочу немедленно войти в воду и поплавать, мое тело жаждет ощутить ее прохладу. Но это ничего не изменит.
Я стараюсь обуздать свою боль, свой гнев, в то время как он садится. Его свитер в грязи. Я не должна была так толкать его. Странно то, что он не потрудился сопротивляться; он просто позволил мне сделать это. Словно он знал, что
– Итак, – говорю я, сосредоточив свое внимание на воде.
– Итак...? – спрашивает он.
– Я хочу быть с ним. С Коулом, – говорю я.
– Знаю.
В его голосе слышна боль. У меня начинает щемить в груди. Почему я всегда должна делать людям больно?
– Но...
– Что?
– Он уже задает очень много вопросов. Он не собирается останавливаться, пока не узнает правды. А потом, когда узнает, он просто уйдет. – Я делаю паузу, морщась от того, как звучат произнесенные мною слова вслух. – Если сперва я не убью его случайно.
– Понимаю.
– Поклянись, что можешь все исправить.
Моя просьба длительное время остается без ответа. Наконец, он находит слова.
– Я не могу обещать тебе, что ты влюбишься в меня. Но я могу обещать, что если ты это сделаешь... если мы это сделаем...
Я прерываю его, новая идея приходит мне на ум.
– Почему ни один из вас, ребята, не нашел мою маму? Она умерла из-за этого проклятия. Один из вас мог бы спасти ее.
– Как я уже говорил... тебя трудно было найти. Ведь ты не распространяешься о том, кто ты на самом деле.
– Да, это понятно. Но почему она не знала о вашем существовании? Моему проклятию около двухсот пятидесяти лет, и ни одна из сирен не отправилась на поиски никса?
Он смотрит на меня, сидя на том самом месте, все еще в грязи.
– Я надеялся, то ты будешь искать меня. Но полагаю, мне не следует удивляться. Сирены редко живут достаточно долго, чтобы передать легенду.
Я смотрю на него через плечо.
– Мне жаль. Но это правда. Сирены, кажется, не настолько хорошо справляются с этим, как никсы. Может быть, это разница между мужчинами и женщинами. Может быть, это разница между нашими проклятиями. Просто очень трудно найти сирену, которая живет достаточно долго, чтобы передать легенду своей дочери. С другой стороны, никсы передают ее из поколения в поколение. Мы растем, зная, что нас ожидает. Что мы должны сделать, прежде чем достигнем восемнадцатилетия.
– Когда твой восемнадцатый день рождения?
– Через двадцать семь дней.
Я разворачиваюсь и смотрю на него, моя челюсть отвисает.
– Через месяц? Менее чем через месяц?
Он моргает и снова смотрит на свои грязные ладони.
– Да. Поэтому я так отчаянно искал тебя. Потому что без тебя... Мне нет жизни.
Когда наши глаза встречаются, я замолкаю. Надежда. Вот все, что я вижу там. Он на самом деле хочет быть со мной, хочет, чтобы я поняла, что он прав. Хочет, чтобы я спасла его от того, что ему предначертано.
Я
– Если я соглашусь... что будет дальше?
Когда он встает, я чувствую досаду, глядя на грязь, покрывающую его сзади. Он подается вперед, так что его обувь достигает кромки воды. Он настолько выше меня, что мы стоим плечом к бицепсу вместо плечом к плечу.
– Мы проведем некоторое время вместе. Я не могу пообещать тебе, что это сработает. Но если мы влюбимся... – Мы стоим несколько секунд в тишине, глядя друг на друга, множество мыслей повисает между нами. Он прочищает горло. – Если мы влюбимся, проклятие будет снято.
Каким-то образом его взгляд заставляет все внутри меня расслабиться. Я, наконец, вижу его таким, каков он есть: прклятый, как и я. Обреченный. С ним происходит одно и то же. Он надеется, что, так или иначе, у нас все в порядке. Каким-то образом мы можем быть такими, как и все остальные.
Но он так же, как и я, боится, что ничего не получится.
– Так что... мы просто общаемся?
Он снова пожимает плечами, теми прекрасно очерченными размера-как-у-греческого-бога плечами.
– Думаю... думаю, мы должны узнать друг друга. Посмотрим, получится ли из этого что-то.
Я сглатываю и делаю большой шаг в воду. Странно, но это не приносит своего обычного успокаивающего воздействия. Моя физическая потребность в ней утихает, но нервы не успокаиваются.
– Хорошо, – говорю я, при этом чувствуя, как будто теряю что-то любимое и обретаю что-то новое. Вместо Коула – Эрика... и жизнь, полную возможностей. – Давай попробуем.
– Правда?
– Да. Как я могу жить дальше, не узнав, каково это? Завтра я скажу Коулу, что все кончено. Мы можем... Мы можем попробовать. Посмотрим, что из этого выйдет. Посмотрим, сможет ли из этого что-то получиться.
Он широко улыбается мне. После сегодняшнего мрака его улыбка опаляет меня, словно солнце, согревая изнутри. Я хочу погреться в ее лучах, наслаждаться ею вечно. Возможно, с Эриком
... возможно, я смогла бы.
Не буду вынуждена плавать снова? Мы могли бы делать что угодно. Быть кем угодно. Я смогу избавиться от всей этой драмы и по-настоящему сосредоточиться на колледже. Учебе. На том, чтобы кем-то стать.
Как я могу не хотеть этого сделать? Как я могу не попробовать? Я должна.
И все же, принимая объятья Эрика, все, что я чувствую, – это свое предательство.
Потому что я все еще хочу Коула.
Глава 23
На следующее утро я устало иду по школьному холлу. Знаю, в конце концов, я бы потеряла Коула, но я страшусь того, что должно произойти. За 250 лет ни у одной из сирен в моей семье никогда не было парня, который бы остался с ней, узнав правду. И не то чтобы я была настолько наивной, полагая, что Коул станет первым.