Рябиновая невеста
Шрифт:
А Олинн, подсыпая травы в котелок, размышляла, что делать дальше. Остаться тут она никак не может. Из похода со дня на день ждут отца, и в замке всё вверх дном. Дел много, а мачеха будет дёргать её с утра до вечера даже просто так, из вредности. Не терпит она, когда Олинн ничем не занята. Всё ей кажется, что падчерица лишний хлеб ест. Когда отец в замке, ещё ничего, но вот стоит ему уехать…
Но и так просто бросить тут монаха она тоже не может. А если он умрёт? Хорош будет подарок Тильде! Оставить с Торвальдом? Да он огреет беднягу топором по черепу, и вся недолга, и в болото скинет, а скажет, что тот сам ушёл. Нет, из Торвальда так себе лекарь.
Олинн вздохнула. Налила
– Кто же ты такой? И как сюда попал? — спросила Олинн, разглядывая лицо раненого мужчины.
Он не старый ещё, средних лет или… Так и не поймёшь. Но совсем не красавец. Спутанные волосы до плеч, чёрные, густые. Бороду и усы видно, что когда-то стригли, и можно было даже контур угадать, но теперь всё спуталось. В волосах и бороде — еловые иголки, кусочки коры и засохшие цветы вереска. Расчесать бы… Широкоскулое лицо, густые тёмные брови, большой лоб… Глубокий старый шрам проходит по надбровной дуге, разрывая саму бровь наискось. Может, от меча? Но шрам очень старый…
И совсем он не похож на светловолосых, голубоглазых северян. Посмотришь на такое лицо и это могучее тело и подумаешь, что оно больше подошло бы берсерку[9], чем монаху. Или и вовсе колдуну. Про всякого черноволосого в Илла–Марейне думают, что в роду у него непременно колдуны.
– Что заставило тебя бросить всё, ходить по деревням и просить милостыню? — спросила Олинн, разглядывая на его шее металлический обруч — торквес[10].
Отец говорил, что король Гидеон велел отбирать у людей серебро, и лично бросал в горнило на переплавку. Не пристало монаху носить языческое украшение…
Хотя, торквес был не из серебра. Да и попробуй отбери у такого великана!
Она слышала, что по ту сторону Великой Эль король Гидеон посылает людей строить особые крепости — монастыри, куда сгоняет отдельно мужчин и женщин, заставляя служить истинному богу. Силой. Огнём и мечом…
Может, и с этим монахом обошлись так же? А может, он бежал сюда, чтобы спастись?
Почему–то эта мысль показалась ей самой разумной. Она пододвинула ближе к изголовью кружку с питьём, укрыла монаха оленьими шкурами и ушла, твёрдо решив, что завтра вернётся и узнает кто же он такой.
Глава 1
Следующим утром, едва забрезжил рассвет, Олинн уже выехала из замка. Мачеха — эйлин Гутхильда, встаёт позже, уже когда хлеб испекут, да и сегодня она собиралась в гости, так что отсутствия Олинн, наверное, не заметит. Замковые девушки с утра пораньше ушли по ягоды и грибы, благо погода хорошая. А Олинн сказала старшей экономке, что поедет в дальнюю ситту[11] проверить, как идёт заготовка рыбы, и может быть, даже там заночует. Проверять хозяйские запасы и угодья входило в её обязанности с тех самых пор, как замковый стивард[12] Тармол упал с коня и сломал ногу. Та срослась криво, и ездить на лошади для него стало сущей пыткой. А Олинн как-то подменила его на выезде. Помогла. И с пересчётом в верхних кладовых справилась так лихо, что Тармол пошептался с ярлом и замолвил за неё словечко. Чего такому таланту пропадать? Девчонка хоть ростом от горшка два вершка, а шустрая
Так она и перекочевала из комнаты под крышей в башне на хозяйственную половину, поближе к старшей экономке Ульре. Та уже была подслеповата, маялась больными суставами и ходила медленно, словно гусыня, держась рукой за поясницу. И потому расторопная Олинн стала для неё настоящим подарком. Тармол научил её читать и писать, вести хозяйственные книги и учёт всего добра ярла Олруда: сколько сена заготовили, сколько шкур от звероловов, новые бочонки от бондаря, пенька, мёд, сколько ренты, сколько податей, долги, купчие, проверка кладовых. А сам вёл только учёт добычи, привезённой из походов ярлом. И Ульре тоже посылала её повсюду со своими поручениями: проследить за опарой, пересчитать дичь, посмотреть, начисто ли ощипали уток…
Потом ей выдали гнедого жеребца и Торвальда в помощь. Так что уезжать и приезжать в замок, она могла совершенно свободно. Даже сейчас, когда война дошла до самого Перешейка, Олинн могла и днями не появляться, главное, чтобы хозяйственная жизнь в замке текла своим чередом: вечером ставилась опара и на заре пёкся хлеб, сено заготавливалось, лосятина вялилась, и утиный пух был ощипан чисто–начисто. Мачеха за пухом следила особо. Очень уж любила спать на мягких перинах. И пух, чтобы чистый был, да воздушный, без пенька и кровинки. Не приведи Луноликая, воткнётся в хозяйский бок нечаянно попавшее перо из такой перины — всем достанется порки.
Хотя… мачеха ко всему придиралась, когда бывала не в духе. А последнее время она лютовала почти ежедневно. А всё потому, что война подбиралась к Олруду всё ближе и ближе, принося в замок тревожные вести…
Но Олинн всё успевала, уж такая она была – шустрая и сметливая. И даже единокровные сёстры – дочери эйлин Гутхильды, несмотря на неприязнь матери, любили её, совсем как родную. Им бы чураться полкуровку–бастарда, но старшая дочь ярла – Фэда, наоборот, все свои тайны поверяла только Олинн. Вот и сегодня с раннего утра, ни свет ни заря, прибежала в её покои поболтать о новостях с Перешейка. И новости эти были плохие: к войскам короля Гидеона всё прибывали и прибывали новые люди, и надежда у северян оставалась только на скорые дожди и туманы.
Олинн глянула на небо — ясное, ни облачка. Будто Луноликая и забыла о том, что пора ей идти на север. Кажется такой жары, как в этот год, в Илла–Марейне не было вообще никогда. Олинн посмотрела на стены крепости, даже плющ местами высох, побурел, и вода в Эшмоле упала так сильно, что русло заросло камышом да рогозом почти на треть.
На окне в комнате Фэды, которая выходила на реку, Олинн увидела привязанную к ставням широкую белую ленту.
Лента — это знак для её возлюбленного.
Фэда давно уже без ума от сына ярла Бодвара, что с того берега реки. И он отвечает ей взаимностью. Хельд Бодвар каждый день посылает к мосту мальчишку, проверить, повязала ли Фэда ленту. И если лента есть, значит, будет она ждать его в полдень у развалин старой башни. Сколько они уже так встречаются, месяц? Знала бы эйлин Гутхильда, давно бы посадила дочку под замок. Но Олинн научила сестру, как уходить из крепости незамеченной.
Замок Бодвар стоит на скале, на другой стороне реки. Земли по эту сторону Эшмола находятся во владении ярла Олруда, а по ту сторону — ярла Бодвара. Хельд Бодвар — средний сын ярла, золотоволосый и широкоплечий, как и все его сыновья. Он красив, силён, и характер у него мягкий и весёлый. Отец не отправил его на войну, сказал, что должен кто–то присматривать за хозяйством. И в свои девятнадцать – это самый завидный жених во всей Илла–Марейне. Не удивительно, что Фэда влюбилась в него по уши.