Ряд случайных чисел [СИ]
Шрифт:
— Гран, да что ж ты смотришь? Убери от нее бутылку, ей же плохо станет! Ох, кошмар какой!
— Смешная какая… — прошептал Гран, с удивлением и нежностью глядя на жену. Милль закусывала. С пьяной бесшабашностью свалив салаты в одну миску, она бодро чавкала получившимся месивом. Ведущиеся под ухом разговоры о трупах и крови ее явно больше не волновали. Какие глупости, право слово! Тут бы вилку ртом поймать, а то она такие странные траектории перед лицом выписывает! Приходится ее вот так вот к краю миски… и — ам! Вот то-то! Ибо нефиг! Наглая посуда!
— Шам — ик! — шмешной! — прочавкала она, крепко держа бутылку и отмахиваясь вилкой от пытавшейся отобрать коньяк Доры. — Уди-и-и! Йа-а вам афаф… афта-авлю! — обнадеживающе кивнула она всем трем Дорам сразу. — Тута мно-оха ишо!
— Заклинание сними, — одними губами сказала Дора Грану.
— Не могу, — развел тот руками. — Для этого отобрать надо, а ты ж видишь… Никогда ее такой не видел! Прелесть!
— Зато завтра будет ужасть! — пообещала Дора. — Ладно, это безнадежно. Тогда еще вопрос. Есть ли у вас место для бездомных? Беженцев огромное количество, но бежали они не от эльфов конкретно, а со страху, от неизвестности. Сейчас большинство в ужасном положении, без денег, без работы, без дома. Есть ли у вас возможность их принять и разместить? Сколько? В какие сроки?
Они разговаривали, пока Милль не уснула — классически, лицом в салат. С Грана можно было писать картину «Умиление». Он выдал Доре горсть печатей и ушел, бережно прижимая к груди свою пьяную в лоск и перемазанную в салате драгоценность. Дора посидела немного в опустевшей столовой, озирая учиненный Милль разгром. Ну, салаты — ладно. Большую часть месива хрупкая эльфа умяла под коньячок, а меньшую унесла… м-м-м… на себе. А вот нафиг было торт облизывать? Нет, понятно, сливки взбитые — это вкусно, но чтоб так… тщательно… А вот фрукты, для нее специально купленные, все остались без внимания. Зато коньяка теперь — хоть залейся! Как в сказке — бездонная бутылка! Да-а! Дора вздохнула, отнесла останки невинно убиенного торта на лед и занялась делом. Дела было много — на всю ночь, и называлось оно провокацией.
В тускло освещенную двумя свечками срочную операционную центральной больницы поскреблась маленькая седенькая старушка с большим мешком за спиной.
— Милыя! А хдейт тута спокой прыемнай, а? Чейт заблукала я, уж скажи, милыя!
— В вечный тебе пора, а не в «прыемный», — пробурчала себе под нос медсестра, кипятившая инструменты на спиртовке. — Прямо, бабушка, прямо! Не дошла ты еще. Во-от туда тебе.
— Ото пряминько? От спасибо-то! Обойди тя Жнец, ох, святый серп его, дай тебе здоровья! А чейт светится-то у тебя, ась? Ото тута, в уголку-то?
— Светится? Бабуль, шла б ты в «спокой», а? Ой, и правда! Ой, мама, что это? Ой, мамочки! Райн Харат! Райн Хаара-а-ат!!!
Из прорезей на одной стороне мешка складывалась светящаяся надпись «Извините!». К веревке на горловине была прицеплена записка — самые заурядные бумага и карандаш, никакой экзотики — «Никому не говорите. Если надо еще — нарисуйте цифру на окне». Из мешка райн Харат, хирург, и райя Дина извлекли 30 ослепительно сияющих шариков. Вели они себя дружелюбно, удрать не пытались, сидели, куда посадишь. Через час у операционной бушевал скандал: свет хотели все, шариков явно было меньше, чем желающих. Страсти накалялись. После того, как драку отоларинголога с гастроэнтерологом удалось прекратить, было решено распределить шарики по три на этаж, и по одному дополнительно в каждую операционную. На восемь трехэтажных корпусов этого, конечно, было мало, но цифра «2000», сразу же нарисованная на окне масляной краской, внушала надежу на изменения в жизни. Про старушку никто уже не помнил — таких много. А старушка добралась до дома только к утру, еле крутя педали от усталости. Дора сгрызла кусок холодной запеканки и рухнула в постель, даже не попытавшись вымыться.
Утро было ужасным. Ну, положим, утро — сильно сказано, но… А как встала — так и утро, кому какое дело! Подумаешь — три часа дня! Ей-то не легче! Болело все. Дора неплохо знала анатомию, но о существовании таких мышц в таких местах… Ужас! Зато сейчас старушку она изобразила бы виртуозно, даже притворяться бы не пришлось. Нет, нафиг такие подвиги! Вот посмотрим, что из сегодняшней ночи получится — и, если будет так, как надо, будем новых знакомых припахивать! У них порталы, им педали крутить не надо — пусть они и несут свет в массы! А мы, Дора Первая, стары уже так развлекаться. Дора облепилась перцовым пластырем везде, где достали руки, и стала ползать по дому. Надо хоть пыль вытереть, что ли. Хоть где-то, хоть что-то, чтобы хоть домой не противно возвращаться было. Завтра ведь уйдет неведомо, на сколько — а здесь и так хоть капусту сей на полу.
А в шести больницах Верхограда бушевал шторм. «Не говорите» — ха! Уже к одиннадцати утра была сформирована комиссия. В нее вошли трое военных, странный мужичок, которого они с тщательно скрываемой ненавистью называли «райн экстрасенс», и представитель мэрии, от которого им не удалось отделаться. При попытке изъять «вещдоки» комиссия столкнулась с «некоторыми трудностями», как потом было сказано в рапорте. Персонал стоял насмерть, грудью защищая светляков от посягательств. Завкафедры нейрохирургии, маститый ученый с весьма известным в научных кругах именем, грузный, благообразный, орал на комиссию так, что аж слюни со вставных зубов летели. Лексикон его оказался гораздо богаче, чем можно было предположить, читая его труды.
— Я срать хотел на ваше расследование! А этот ордер можете засунуть в жопу тому, кто вам его дал! У меня из четырех прекрасно оборудованных операционных работает одна — а почему? А потому, что топлива нет для генератора — а почему? А потому, что благословенный райн бургомистр себе краниум в ректал засунул — и только жалуется, что дышать темно и срать неудобно! А топлива так и нет! Может благословенные райнэ военные мне его дадут? Не-ет? Тогда пойдите вон отсюда! Мне дали свет, на сэкономленном топливе я смогу троих прооперировать — понимаете вы это? И мне плевать, кто мне эту возможность дал — хоть эльфы, хоть гоблины, хоть драная коза! Вон отсюда! Вон! Пусть меня сраный гоблин вы…… если вы отсюда хоть что-то заберете! Во-о-он!!!
Покосившись на дихотом, невзначай образовавшийся в профессорской длани, комиссия ретировалась. Кого-либо арестовывать приказа не было, мерзкий представитель мэра под ногами крутится, да еще и репортеришка, похоже, монолог записал и слинять успел, зараза! Повезло комиссии только в районном роддоме. Персонал откровенно скучал, приход комиссии восприняли, как бесплатное развлечение. Их не выгнали сразу — но на этом везение и закончилось. Наряженных в халаты, бахилы и шапочки, что уже само по себе воспринималось, как издевательство, их проводили в родилку, где в первый раз в этом году засияла бестеневая лампа. В софитах вместо лампочек сидело шесть светляков. Сидело вмертвую. Сквозь любые предметы, которыми их пытались подцепить, светляки просто просачивались. Банка, лист бумаги, тряпка, кружка, совок для мусора проходили, не встречая сопротивления. Распаковали приборы, подставили табурет, полезли в лампу с тестером, щелкали тумблером — ноль. Все приборы с удивительным единодушием утверждали — здесь ничего нет. Нет электричества, радиоволн, магнитного поля, ионизации, люминесценции — ничего. Очень важный, уверившийся в своей незаменимости райн экстрасенс распихал всех, замысловато поводил руками, старательно сосредоточился, даже заострился к носу личиком — и цапнул светляка голой рукой. Вот на это реакция последовала. Светляк исчез бесшумно и бесследно, как и не был. Тут взбеленилась даже кроткая и законопослушная заведующая и указала «благословенным райнэ» на дверь.
— Хотите исследовать — будьте любезны, привозите аппаратуру. Только без таких вот «специалистов», пожалуйста! — она прожгла райна экстрасенса грозным взглядом. — У нас всего-то десять штук было, теперь девять. А будут ли еще и когда — неизвестно. Да какая разница — откуда! Это свет! Вы не пробовали роды при свечке принимать? А мы уже два раза так развлекались — и спасибо, больше не хотим! До свиданья, всего хорошего!
Допрос свидетелей ничего путного тоже не дал. В одном месте мешок нашла бабуля, в двух других «медсестра с другого отделения», еще в двух «санитарка тут пол мыла», в роддоме мешок просто оставили в пустом приемном покое. Райна экстрасенса сняли с табуретки в невменяемом состоянии. Он с ужасом разглядывал свою руку, бормотал что-то о холодной плазме, в машине ему стало хуже, он стал хохотать, взвизгивая «А мы-ы! Они нас!.. Ха-ха-ха! Как детей! Идиоты! Идиоты!» Пришлось вернуться и накачать его снотворным, благо далеко отъехать еще не успели. Настроение было безобразным. И было с чего. Предстояло писать отчет о полном провале расследования. Ужасно! Проклятые эльфы!