Рядом с зоопарком
Шрифт:
До конца поля оставались считанные метры, когда мой штырь наткнулся на что-то твердое. Мы осторожно разгребли землю и достали большую жестяную банку из-под селедки. На ней красной краской было написано: «Мина противотанковая».
— Ура, мина!!! — закричали мы и давай плясать, ну, прямо как дикари, вокруг консервной банки.
Но вдруг что-то совсем рядом как затрещит. «Пулемет», — догадались мы и плюхнулись на землю.
— Ну и дураки! — ругнулся Витек. — На войне бы нас в один момент укокошили.
Мы быстро доползли до деревьев. Как и было условлено, Витек трижды крикнул филином — и тогда
Генка не принимал участия во всей этой кутерьме. Я только мельком посмотрел на него, но сейчас, как тогда, отчетливо вижу: стоит, прижавшись лбом к боку Селиванихи, руки на лошадиной спине, ноги широко расставлены, точно вросли в землю. А Селиваниха воротит к нему морду и принюхивается, будто собака.
Связанных по рукам и ногам «языков» Вадика и Колю мы погрузили на лошадей, как мешки.
Коля ерзал под веревками. Время от времени его белобрысая голова приподнималась и вещала:
— Ой-ей, больно туго, ослабьте веревку!
Я сказал:
— Терпи, раз ты «противник».
А Вадик ничего. Он терпел. На лбу у него сидел набухший кровью комар, но он точно не замечал этого. Из уважения к мужественному противнику я прихлопнул кровососа.
Мы выстроились в шеренгу: и «наши», и «противники». Алексей Петрович подробно разобрал занятие. Выходило, что мы довольно неплохо справились с заданием. Но вот забыли об основной заповеди разведчика: быть осторожным, двигаться бесшумно, нападать неожиданно.
Отдыхая после разведки, мы запалили небольшой костерок. Алексей Петрович достал из полевой сумки несколько картофелин, сунул их в угли.
— А все-таки жаль, что лошадей меньше становится, — сказал Коля.
— А может такое быть, что их совсем не станет? — спросил Дима. — Если вдруг война, так как я без Рыжка?
— Если, не дай бог, война, — сказал Алексей Петрович, — лошади не решат, конечно, ее исхода. Один кавалерийский полк на всю страну всего и остался. И его бы не было, если бы не нужда в кино снимать. Но дело-то не в этом. Лошадь, она может научить мужеству, дать самому человеку уроки человечности.
Алексей Петрович рассказал много интересных историй. В том самом месте, где мы скакали на лошадях, во время гражданской шли самые настоящие бои. Алексей Петрович в то время был такой же, как мы, может, на годик старше, но ему здорово повезло: он воевал у бесстрашного красного командира Лемеха в кавалерийском полку. И был бой, бой за наш город, как раз там, где мы играли в войну. Бригаде Лемеха было поручено отрезать неприятеля от тыла, по возможности захватить артиллерию. С замиранием сердца ждал Алексей Петрович команды. И скакал на вороном жеребце Ветрогоне с шашкой наголо…
А над головой свистели пули, строчил настоящий пулемет…
Глава двенадцатая
— Эй, Муха, скачи сюда! — позвал меня Генка.
Я подъехал.
— Споем? — предложил он мне и Вадику.
— Еще как! — сказал я.
Эх, тачанка-ростовчанка!..У нас у троих она получалась не хуже, чем по радио передают, а тут еще ребята поддержали. Мы въезжали в деревню, как настоящая конармия после победного боя. Я старался, я пел громче всех, чтоб деревенские бабушки, деды, малышня, которые вышли из домов посмотреть на нас, обратили на меня внимание. Ах, как я ловко сижу в седле, ах, какая у меня породистая лошадь!.. И все такое. На третьем куплете произошла какая-то заминка — в этот момент мы уже к конюшне подъезжали. Все уже кончили петь, а я все продолжал надрываться, не понял, почему заминка-то, и надрывался до тех пор, пока Витек не стукнул меня по затылку. Не сразу я обратил внимание на жалкую, растерянную фигуру конюха. Он стоял в распахнутых настежь воротах конюшни и бурчал под нос:
— Давай, грят, лошадей. Не дашь — замочим, и обрез наставляют. Я и дал лошадей-то. Двух дал и уздечки присовокупил. Дак им ишо седлы давай. Одно дал, больше, грю, нету-ка.
— Ничего не понимаю, — сказал Алексей Петрович. — Кому лошадей, какой обрез?
— Я им и грю, некого давать. А они: считаем до трех.
— И дали?
— Ваньку, меринка, и эту… как ее… — конюх забирал в кулак небритый подбородок, скреб его желтыми, прокуренными пальцами, никак не мог вспомнить, кого еще.
— Так ведь там больше никого и нет. Работают лошади, а остальные у нас.
— А Ветка?! — осенило Витька.
— Ее и дал.
— Так она жеребая! — сказал Коля.
— Жеребая, — зашумели ребята. — Ветку никак нельзя.
— Ну что же вы, — развел руками Алексей Петрович, — ведь заездят ее.
— Я ничего, я в милицию позвонил уже.
— Правильно сделали, — буркнул Алексей Петрович. — Лошадей отведите в конюшню, сенца не забудьте подложить, — сказал он нам, а сам — в седло и поскакал куда-то.
— Ну что, будем ждать милицию? — спросил Витек, похлестывая себя по руке кончиком уздечки.
— Между прочим, — сказал Вадик, — их двое, да еще с обрезом. Я хочу сказать — Алексею Петровичу туго придется.
— Он, что ли, Ветку поехал выручать? — пропищал Дима.
— А ты молчи, малявка, — надвинул ему на глаза фуражку Витек.
— Ну что, по коням, значит?! — сказал Генка.
— Я думаю, надо всем в разные стороны, — сказал я, — так мы их быстрее найдем.
И мы разъехались. Мне, Вадику и Генке выпало скакать по направлению к городу. Генке по дороге через карьер, Вадик держал курс на элеватор, я прицелился на водонапорную башню.