Рыбацкие байки

Амир Мирсай

— По твоим мерам веса? — спросил, подмигнув мне, Мухаметша и пояснил: — У Тази одно нормальное кило весит три.

— Пустобрех! — беззлобно отозвался Тази, взял пешню, удочки и ушел от нас.

Через некоторое время мы услышали его негромкий голос:

— Ребята, идите-ка сюда!

— Что там у тебя?

— Помогите вытащить. Один не могу!

Говорит спокойно,— значит, не щука на крючке! Подошли. Тази сидел, держа в руках туго натянутую леску, и смотрел на нас растерянными глазами.

— Не лезет в прорубь?— спросил Мухаметша.

— Похуже, брат!

—

Слушай а почему у тебя глаза такие… ненормальные?

— Станут тут ненормальными. Поглядите-ка.

Мы склонились над прорубью, но ничего не увидели, кроме толстой жилки в темной воде.

— Ну, что там у тебя? Тази ответил полушепотом:

— Братцы, я человека поймал!

— Глупая шутка!

— Какие уж тут шутки! Утопленника подцепил. Что делать?

Мухаметша сразу сжал растянутый до ушей рот.

— Не может быть!

— Смотри!

Тази подтянул жилку, и в отверстии проруби показалась темно-русая человеческая голова. Острый тройник, видимо, зацепил утопленника за воротник!

— Обрежь скорей! — сказал Мухаметша.

— Да ты что?

— Ну, отцепи крючок, чтобы блесна не пропала. Дурень ты! Разве о блесне сейчас надо думать!

Сам ты дурень! Следов не надо оставлять. Возмущенный, я тоже хотел прикрикнуть на Мухаметшу, но меня опередил Фаниль:

— Крючок не отцеплять! Надо вытащить труп на лед. Давайте! Быстро!

— С такими делами только свяжись! Затаскают как свидетелей!

— Фаниль прав! — сказал Тази. Мухаметша сдался:

— Пусть будет по-вашему. Я только хотел и себя и вас избавить от лишних неприятностей.

Фаниль между тем. широко расставив ноги, уже тащил утопленника. Мы с Тази стали помогать ему. На трупе была солдатская гимнастерка без погон. Лицо обезображено от долгого пребывания в воде. Не лицо, а страшная белая маска.

— Я пойду в деревню. Надо сообщить в милицию!— сказал Фаниль.

К полудню тело несчастного перевезли в сельсовет. Собрался народ. Пошли разговоры, строились всякие предположения, делались разные догадки. Словом, вы­ловленный Тази утопленник наделал в деревне немалый переполох.

И вдруг среди толпы, окружающей труп, появилась простоволосая, в распахнутой телогрейке наша хозяйка.

Толпа молча расступилась, пропуская ее вперед. Несколько минут в каком-то забытьи Маша смотрела на утопленника, лежавшего на подводе, потом пронзительно вскрикнула:

— Он это, он!.. Ваня!.. Милый ты мой!..

Она упала на труп и, обхватив его, заголосила:

— Что ты наделал, Ванечка, родимый мой! На кого ты покинул меня? Горюшко мое горькое, кормилец ты мой миленький!

Нам стало не по себе. Возвращаться на лед уже не хотелось. Мы быстро выполнили все формальности, подписали в сельсовете акт и решили сейчас же отправиться домой. Однако Фаниль ехать отказался.

— Пока не выясню все подробности, с места не тронусь,— сказал он.

Увидели мы его снова лишь через три дня, и он рассказал нам, что экспертиза обнаружила на трупе следы насилия. Есть предположения, что несчастного или утопили, или, предварительно убив, бросили в воду. Кто жертва — неизвестно. Преступника

ищут, но давний срок преступления сильно осложняет следствие. Фанилю обещали, что его будут информировать о ходе расследования.

...Наступило лето. Мы встречались с Фанилем, но ничего нового о Маше и Ване он нам не рассказывал. Преступника так и не нашли! И вот теперь — на тебе — Тази привез новость: живой Ваня приехал!

Глава вторая

ХОРОШИЕ СОСЕДИ

Завтра — рыбалка! И притом — серьезная! Завтра без рыбы нельзя возвращаться: гости обещали приехать. Таскать на дачу мясо городского базара не хочется, довольно с меня и картошки! Вся надежда на рыбку. Но ведь ее еще поймать нужно!

Я написал «на дачу». Пожалуй, надо объяснить читателю, что я называю дачей.

В последние годы окрестности больших городов покрылись фруктовыми садами. Сажают деревья рабочие, служащие и прочие городские труженики на своих, отведенных им маленьких участках земли. Тут же вырастают крохотные фанерные домики. Вот это и есть «дача». У меня есть такая «дача» и у Тази тоже.

Нам с ним повезло: мы успели занять хорошие места под наши домики. От железной дороги недалеко, во и не рядом — грохот поездов спать не мешает... А самое главное — дачи стоят на берегу одного из волжских рукавов. Лодка привязана прямо к порогу домика. Кроме того, соседи хорошие, что тоже очень важно. У меня сосед — Тази, но между Тази и мной стоит дачка Махмута. «Коль взгрустнется, на порог я выйду, на поющую птичку взгляну!» — есть такая песня. Мне же поющую птичку заменяет сосед Махмут. Он такой оптимист, такой весельчак, что любую грусть-тоску развеет в одну секунду. Выхожу утром на свое крыльцо. — Эй, Махмут, сосед, как спалось? Как бы плохо он ни спал, всегда весело а бодро откликается:

— Отлично! Один раз лег, семь раз спал!

Когда только еще мы закладывали наши сады — давно уже это было! — привезли нам саженцы яблонь. Посадили. Приезжаем на следующий день утром — вай, на участке Махмута все саженцы кто-то выдернул и унес.

Я утешаю его, а он смеется.

— Скажи спасибо, что выдернули саженцы. Укради они мои деревья позже, когда яблони стали бы плодоносными — вот тогда было бы жалко!

Весной, в половодье Волга затопила наши участки. К домикам не подойти. Когда вода спала, мы приехали. И что же? Домик Махмута разрушен! Пошли с Тази утешать его, а он опять смеется.

— Хорошо получилось. Спасибо Волге! Давно надо было домик повыше перенести, все было лень. А теперь — хочешь не хочешь! — перенесу. Кстати, сын вчера приехал — поможет. И действительно, не прошло и недели — перенес свои домик на новое, безопасное место. Надо бы и нам с Тази встать в один ряд с Махмутом,— жаль, что Волга нас не торопит!

Оптимизм Махмута поистине неистощим. На днях утром выхожу на участок и вижу, что кто-то срезал мои великолепные пионы. На клумбе след маленькой босой ноги. Все ясно! Моя дочка и моя жена очень расстроились. Стоят и чуть не плачут.