Рыбак из Внутриморья (сборник)
Шрифт:
— По-моему, вам бы неплохо было купить ей коробку конфет.
— Правда? Вы так полагаете? — остановился он.
— Никогда не повредит, уверяю вас.
В голосе ее звучало какое-то бесстыдное веселье. Сам воздух в кондитерской был теплым и сладким, словно здесь собрались все самые соблазнительные ароматы весны. Шевек, растерянно озираясь, стоял среди множества хорошеньких коробок со сластями, роскошных, высоких, тяжелых коробок, похожих на мечтательных коров на лугу или, точнее, на тех баранов и быков в загонах, озабоченных тем, что пробудило в них весеннее тепло.
— Я вам подберу именно то, что нужно, — сказала продавщица и стала наполнять небольшую металлическую
— Десять шестьдесят с вас.
Она могла бы, наверное, даже вообще не взять с него денег, пожалев его, как женщины умеют жалеть сильных мужчин, но он тут же послушно вернулся и смущенно отсчитал деньги.
Он довольно быстро отыскал дорогу в подземку и нужное направление, добрался до парка при Старом Дворце, нашел пруд с лодочной станцией, где прелестно одетые детишки пускали игрушечные кораблики — потрясающие маленькие суденышки с шелковыми парусами, так и сияв-шие-на солнце. На том берегу широкого, сверкающего пруда он заметил Веа и поспешил к ней навстречу, ощущая вокруг себя весну — солнце, теплый ветер, темные ветви старых деревьев, покрытые молодой светло-зеленой листвой...
Они перекусили в парке, устроившись на веранде ресторана под высокой, куполом, стеклянной крышей. Деревья, оказавшиеся также под крышей, успели на солнце полностью развернуть лист. Это были ивы, склонявшиеся над прудом, где лениво плавали какие-то толстые белые птицы, следившие за посетителями ресторана и с жадностью ожидавшие подачки. Веа ничего не стала заказывать сама, дав Шевеку понять, что полностью полагается на него, однако опытный официант так ловко подсказал ему, какой заказ сделать, что Шевек в итоге решил, что все это выбрал он сам. К счастью, в карманах у него было полно денег. Еда была великолепна. Он никогда еще не пробовал столь изысканных блюд. Всю жизнь он привык есть два раза в день, так что и на Уррасе обычно избегал ланча, но сегодня он ел с удовольствием и аппетитом, тогда как Веа деликатно пробовала кусочек того, крошку другого. Наконец он просто заставил себя остановиться, и она рассмеялась, видя его столь удрученным.
— Я слишком много съел!
— Ничего, немножко прогуляемся, и все будет в порядке.
Погуляли они действительно совсем немного: медленно прошлись по травке, а минут через десять Веа изящным движением опустилась на пригорок под огромным кустом с золотистыми цветами. Шевек сел рядом. Да она же «спекулирует собственным телом»! Это выражение Таквер он вспомнил сразу, едва взглянув на кокетливо выставленную изящную ножку Веа в маленькой белой туфельке на очень высоком каблуке. Таквер считала, что так ведут себя женщины, которые используют свою сексапильность как оружие в отношениях с мужчинами. Похоже, Веа была «спекулянткой» высшей пробы. Туфли, одежда, косметика, украшения, жесты — все в ней провоцировало, соблазняло. Она являла собой столь изысканно и тщательно оформленную женскую плоть, что, казалось, разум ей просто ни к чему. О да, в ней действительно была воплощена вся та мечта о сексуальности и эротичности, которую мужчины йоти старательно подавляли в себе
Ее головка, полностью выбритая, была припудрена тальком, содержавшим, видимо, крошечные блестки слюды, которые чуть поблескивали, подчеркивая изящную форму черепа. На плечи она накинула легкую, прозрачную шаль или накидку, под которой ее округлые плечи и нежная кожа рук выглядели еще более соблазнительными, чем когда были полностью обнажены. Груди у нее на этот раз были прикрыты: на улице здешние женщины не появлялись с обнаженной грудью, приберегая свою наготу для своих хозяев: мужей, любовников, «друзей». На запястьях позвякивали золотые браслеты, а в ямке под горлом сверкал, выделяясь на нежной коже, один-единственный крупный синий камень.
— Как он там удерживается? — вырвалось у Шевека.
— Кто? — Поскольку Веа не могла видеть камень сама, то, притворившись, что не понимает, буквально заставила его коснуться рукой ее груди. Шевек улыбнулся.
— Он что, приклеен?
— Ах, вот вы о чем! Нет, у меня там малюсенький магнит, а на камне с обратной стороны крошечная металлическая пластинка. А может, наоборот... но это неважно. Так или иначе, мы с ним прилипаем друг к другу.
— У вас магнит под кожей? — ужаснулся Шевек.
Веа улыбнулась, сняла сапфир, и он убедился, что на коже действительно виден крошечный серебристый шрамик — точнее, намек на него.
— Видимо, в целом я у вас вызываю потрясающую неприязнь! — засмеялась Веа. — Ничего, это даже освежает! Я чувствую себя совершенно свободной, ведь ни одно мое слово или поступок уже не смогут повлиять на то, как низко я пала в ваших глазах, доктор Шевек. Я практически достигла дна!
— Ничего подобного! — запротестовал он, понимая, что о„на с ним играет, что это простое кокетство, но очень плохо разбираясь в правилах подобной игры.
— Нет, нет, я сразу способна заметить особое отношение к себе. Особенно когда это отвращение — вот как у вас. — И она скорчила потешную гримаску. Оба рассмеялись. — Я что же, действительно так сильно отличаюсь от женщин анаррести?
—Ода!
— Они, наверное, все силачки? Высокие, с отлично развитой мускулатурой? И ходят в ботинках, а ноги у них крупные, ступни плоские... А одеваются они что, только в «удобную» одежду? А сколько раз в месяц они бреют голову? Один?
— Они ее совсем не бреют.
— Никогда? И тело тоже? Нигде? Господи! Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом.
— О вас, например. — Он низко наклонился к ней, и аромат ее духов и тела окутал его сладострастной пеленой. — Мне очень хочется знать, удовлетворяет ли женщину уррасти вечное положение существа низшего порядка?
— По отношению к кому?
— К мужчинам.
— Ах, вот как вы считаете!.. А что заставляет вас так думать?
— Мне кажется, что все интересное в вашем обществе делается мужчинами. Промышленность, искусство, управление государством, принятие жизненно важных решений — все это в руках мужчин. И потом... всю жизнь вы, женщины, носите имя своего хозяина — сперва отца, а потом мужа. Мужчины учатся в школе, затем в институте, но я не видел ни одной женщины-студентки. Преподаватели, судьи, полицейские, члены правительства — все это исключительно мужчины, не правда ли? Почему же вы не пытаетесь делать то, что нравится вам?