Рыбак из Внутриморья (сборник)
Шрифт:
Впрочем, пристальное наблюдение продолжалось и в постели. Гид и охранник уходили вечерами по своим домам, но в гостиной у дверей ее комнаты «спала» служанка — подарок короля и личная собственность Солли.
Она вспомнила свое недоумение, когда несколько лет назад впервые прочитала текст о узаконенном рабстве. «Члены правящей касты Уэрела являются собственниками, а люди, прислуживающие им, считаются „имуществом“. На этой планете только собственников можно называть мужчинами и женщинами; „имущество“ же причисляется к домашним животным».
Теперь она тоже стала собственницей. Солли не могла отказаться
Солли обращалась с ней как с равной, с самого начала заявив, что ни один человек на свете не имеет права властвовать над другими людьми. Она сказала, что не будет отдавать Реве никаких приказов, и выразила надежду на их дальнейшую дружбу. Рабыня восприняла ее слова без особого воодушевления, как очередную прихоть молодой хозяйки. Вышколенная и покладистая, она улыбнулась и сказала «да». Но страстные речи Солли о равенстве и дружбе тонули в ее бездонном всепринятии и терялись там, оставляя Реве неизменной: заботливой и услужливой рабыней, приятной в общении, но совершенно невозмутимой. Она улыбалась, говорила «да» и пребывала за пределами каких-либо чувств и эмоций.
После ажиотажа первых дней, проведенных в Гатаи, Солли вдруг поняла, насколько ей необходимы разговоры с Реве. Служанка оказалась единственной женщиной, с которой она могла поговорить. Все гатайские аристократки жили в своих безах — женских половинах Домов. Им запрещалось выходить оттуда и уж тем более принимать в гостях посторонних людей. А рабыни, которых Солли встречала на улицах, являлись чьим-нибудь «имуществом» и боялись общаться со странной чужеземкой. За исключением Реве ее окружали только мужчины — причем многие из них оказались евнухами.
Это была еще одна особенность, в которую Солли поверила с трудом. Она не понимала, как могли такие красивые и видные мужчины добровольно отказаться от своей стати и потенции в обмен на должности и более высокое социальное положение. Тем не менее она постоянно встречала их при дворе короля Хотата. Некоторые из них, родившись «имуществом», становились отпущенниками и добивались значительных постов в структуре государственной власти. К примеру, евнух Таяндан, дворцовый мажордом, подчинялся только королю и главенствовал над Советом. Совет состоял из хозяев различных рангов и сословий, но касту жрецов в нем представляли только туалиты. Камье поклонялись теперь лишь рабы, хотя первоначально он был главой божественного пантеона Гатаи. Век назад, когда к власти пришли туалиты, религию предков предали запрету и забвению.
Если бы Солли спросили, что ей больше всего не нравится в этом мире, кроме рабства и махрового патриархата, она остановилась бы на религии. Песни о Туал Милосердной были такими же прекрасными, как ее статуи и огромные храмы в Вое Део. И «Аркамье» казалось доброй и трогательной историей, хотя и немного раздутой. Но откуда тогда брались
И всегда отвечала: я люблю этот мир! Я люблю это странное и яркое солнце, куски распадающейся луны, огромные горы, которые сияют как ледяные стены, и людей — людей, с черными глазами без белков, похожими на глаза животных, глазами из темного стекла, из темной воды, таинственными и притягательными. Я люблю этих людей. Я хочу узнать их ближе. Я хочу дотянуться до их сердец!
Однако ей пришлось признать, что руководители посольства оказались правы в одном: жизнь женщины на Уэреле неимоверно трудна. Она нигде не чувствовала себя на своем месте. Обладая независимостью и высоким общественным положением, Солли воплощала для гатайцев возмутительное противоречие: ведь настоящие женщины сидели по домам и носа оттуда не показывали. Только рабыни ходили по улицам, встречались с посторонними людьми и трудились на общественных работах. Она вела себя как служанка и совершенно не походила на собственницу. Тем не менее к ней относились с величайшим уважением. Она была посланницей желанного союза Экумены, к которому хотела присоединиться гатайская знать. Вот почему ее боялись обидеть. Вот почему официальные лица, бизнесмены и придворные, с которыми она обсуждала дела Экумены, обходились с ней как с равной, то есть как с мужчиной.
Это притворство никогда не бывало полным и часто легко нарушалось. Старик король прилежно ощупывал Солли и каждый раз оправдывался тем, что ошибочно принял ее за одну из своих постельных грелок. Однажды в небольшой полемике она возразила лорду Гатуйо, и тот с минуту смотрел на нее такими изумленными глазами, словно с ним заговорил его комнатный башмак. Конечно, в тот миг он думал о ней как о женщине. Но в общем-то бесполые отношения приносили неплохие плоды и позволяли ей работать в этом женоненавистническом обществе.
Солли начала приспосабливаться к игре и с помощью своей служанки придумывала наряды, которые почти во всем напоминали одежду гатайских боссов. Она специально избегала женственных линий и стремилась воссоздать мужской силуэт. Реве оказалась умелой и искусной портнихой. Яркие, тяжелые и тугие брюки были не только приличными, но и практичными, а вышитые жакеты вместе с роскошным внешним видом дарили благодатное тепло. Такая одежда даже нравилась Солли. Однако в общении с мужчинами она все чаще чувствовала себя бесполым существом и огорчалась, когда люди принимали ее за некое подобие евнуха. Вот почему ей так хотелось пообщаться с гатайскими женщинами.
Она попыталась встретиться с аристократками через их мужей, но натолкнулась на стену вежливости без дверей и щелочек. Какая прекрасная идея, говорили ей. Мы обязательно устроим такой визит, когда погода станет лучше! Как я польщен подобной честью! Ах, вы хотите принять у себя леди Майойо и ее дочерей? Вот только жаль, что мои провинциальные глупышки так непростительно застенчивы. Я прошу прощения и умоляю понять меня. О да! Конечно, конечно! Прогулка по внутреннему саду! Но лучше не сейчас. Лоза еще не зацвела! Давайте подождем до весны.