Рыцарь бедный

Панов Василий Николаевич

Турнир прошел в ожесточенной борьбе, но все же маститый маэстро вышел на первое место, набрав 6 очков (из 8). Далее следовали: Гончаров – 5 1/2 очков, Дуз-Хотимирский – 4 1/2 , Ненароков – 3 1/2 , Острогский – 1/2 очка.

Выступления и беседы Чигорина с молодыми шахматистами происходили в Московском обществе любителей шахматной игры, в самом центре Москвы. Помещение было роскошное, но по существу в нем обосновался и процветал незаконный игорный клуб, замаскированный шахматной вывеской!

В один из свободных от игры дней Чигорин и Дуз-Хотимирский разговорились о том, кого можно считать «сменой» чемпиону мира Ласкеру.

– Не знаю, – задумчиво

сказал Михаил Иванович, – из нынешних маэстро не вижу никого. Вот Маршалл, сильный игрок, чемпион Америки, сунулся играть матч на мировое первенство и проиграл Ласкеру «всухую»: восемь поражений, семь ничьих и ни единой победы. Прямо стыд! Ну, да Маршалл – не матчевый игрок, он и Таррашу в прошлом году проиграл с треском. Теперь сам Тарраш собирается вызвать Ласкера на матч, а когда-то гнушался с ним играть. Не думаю, что у почтенного доктора шахматных наук есть какие-то шансы. Слишком самоуверен и далеко уступает чемпиону мира и в технике эндшпиля и в оригинальности замыслов. Дебюты, правда, изучил до косточки, но Ласкер не боится попасть впросак. Даже сам охотно пойдет на худшее положение, лишь бы не играть по заученным образцам… А из молодежи… может быть, наш Рубинштейн. Талантлив, даже очень, но односторонен: его стихия – позиционное маневрирование, комбинационной борьбы не любит, ну, а Ласкера голыми руками не возьмешь! И у Рубинштейна есть психологическая слабость: как проигрывает партию, становится совсем не в себе и следующую играет из рук вон плохо. Врачи называют это шоком, ну, а Ласкер любит шокировать, – и Михаил Иванович засмеялся своему незамысловатому каламбуру.

– Согласен с вами, Михаил Иванович, – ответил Дуз, – но вы говорили лишь об известных маэстро. А если поискать среди начинающих?

Чигорин покачал головой.

– Таких тоже не знаю. Впрочем, – оживился он, – на днях я получил письмо из Нью-Йорка от тамошнего знакомого. Он пишет, что в Манхэттенском клубе появился какой-то молодой кубинец. Молниеносно в блицпартиях обыгрывает самых сильных тамошних маэстро, да и в турнирах им пощады не дает. Фамилия – Капабланка. И представьте себе, мне сразу вспомнилось что-то знакомое. Думал-думал и вспомнил: Куба, матч со Стейницем, брожу по набережной, встречаю мальчика лет четырех с необыкновенными способностями к шахматам. Зовут Капабланка и еще целая гроздь имен. Я, в шутку, предсказал отцу, что малыш станет чемпионом мира. И вот выплыл! Ему теперь лет восемнадцать. Может, и впрямь сшибет Ласкера с трона.

– И у нас могут вырасти, – возразил Дуз-Хотимирский. – Вы знаете, Михаил Иванович, как я вас чту и уважаю. Вы – мой образец, мой учитель. Многому научился от вас. А на днях мне самому предложили давать уроки шахматной теории. Мальчишке лет четырнадцати из богатой семьи. Отец – помещик, аристократ, предводитель дворянства, мать из московского купеческого рода Прохоровых. Это им принадлежит известная Трехгорная мануфактура.

Решил я: обычная блажь избалованного барчонка. Но почему же мне не заработать? Пошел, познакомился, поиграл с ним. Ну, Михаил Иванович, если я в некотором роде ваш сын шахматный, то это ваш внук. Память – феноменальная! Комбинацию чувствует вроде вас… Да, позвольте, я вам покажу, я записал несколько его партий. И он очень здорово играет по переписке – уже годы. Анализ – его конек, как и ваш.

Они сели за столик и расставили шахматы. Чигорин взглянул на запись.

– Не понимаю, – удивился он. – Да это ваша вчерашняя партия!

– Ах, черт! – воскликнул Дуз. – Я второпях сунул в карман не то. Значит, дома оставил. Жаль. Ну, в следующий раз… Э, да вот и он сам. Саша! Саша!

К ним робко подошел худенький блондинчик в гимназической форме.

– Вот, знакомьтесь. Ты, конечно, знаешь нашего русского богатыря?

– Я, Михаил Иванович, – ответил мальчик, – не только вас знаю, но и все ваши лучшие партии наизусть. Любую могу показать.

– Вот видите! – сказал Дуз.

– А как тебя зовут? – поинтересовался Чигорин.

– Алехин Александр, – с гимназической четкостью последовал ответ.

– Алехин… Алехин, – пробормотал Чигорин. – Что-то я помню… играл даже.

– Это с его старшим братом, Алексеем, – пояснил Дуз-Хотимирский, – тоже хорошо играет, но куда до Саши! Покажи нам, Алехин Александр, несколько своих партий.

– Нет, Михаил Иванович, – твердо ответил подросток, – разрешите, я продемонстрирую любую из ваших лучших партий. А то вы подумаете, что я хвастаю. А я вправду помню.

– Ну, что ж, – призадумался удивленный и польщенный Чигорин. – Покажи нам, как я выиграл в Гастингсе у Ласкера.

Саша точно воспроизвел ходы знаменитого поединка.

Чигорин и Дуз молча переглянулись.

– А ты помнишь, как я лет двадцать тому назад выиграл вслепую у Арнольда?

Алехин усмехнулся.

– Вряд ли кто, видевший эту партию, сможет ее забыть!

И снова без запинки и единой ошибки повторил замечательную комбинацию.

Чигорин, до того хмурый и печальный, расцвел, точно его живой водой спрыснули. Он, как очарованный, глядел на подростка.

– Ну, довольно обо мне. Показывай собственные победы!

Через час изумленный и радостный Чигорин тепло попрощался с Сашей.

– Ну, порадовал ты меня, старика! Вижу: есть у меня преемник. Помни только мой завет! Знаешь, в чем тайна успеха? Ничего не бояться!! Не бояться тех знаменитых слабостей, о которых так трубят. Веди свою линию и не бойся! И еще тебе скажу, как молодому теоретику, – продолжал вдохновившийся Михаил Иванович. – В каждом дебюте, чуть ли не в каждом варианте его, можно избежать шаблонных, книжных ходов, достигая при этом, разумеется, не худших, если не лучших результатов! Ищи! Дерзай! Рискуй! Помни, Саша, нередко теоретическое – синоним шаблонного. Ибо что такое «теоретическое» в шахматах, как не то, что можно встретить в учебниках и чего стараются придерживаться, раз не могут придумать чего-либо более сильного или равного, самобытного.

Правда, есть классические дебютные варианты, выдержавшие даже самое серьезное из испытаний – испытание временем, – продолжал высказывать свое кредо Чигорин, как бы передавая молодому человеку творческую эстафету. – Их-то и надо досконально изучить! Но имей в виду: одно изучение теории не дает той силы игры, которая бывает результатом изучения совместно с практикой. Практика дает возможность при изучении теории выработать свою игру, улучшить ее качество и выработать известный стиль игры и известную манеру играть.

Алехин жадно запоминал каждое слово Чигорина.

– Ну, до свидания, милый Саша, – ласково протянул руку Михаил Иванович Чигорин Александру Александровичу Алехину. – Или, пожалуй, прощай! Я, братец, наверно, скоро умру.

– Что вы, Михаил Иванович!

– Ничего не поделаешь, – спокойно продолжал Чигорин. – Пусть такие, как ты, добьются того, чего не смог я! Чувствую, что ты будешь бороться за шахматную корону. От всей души, как русский русскому, желаю тебе удачи! Но помни одно: заботься о своем здоровье, чтобы оно не подводило тебя во время игры, и… и…