Рыцарь-чародей
Шрифт:
– Нет, ваше величество. Я не забыл также, что детство вы провели среди морских эльфов и что вы поместили на свой герб Никру в знак почтения перед ними. Короли и королева, мной упомянутые, тоже ничего не забыли, каковое обстоятельство придает им смелости обратиться к вам с просьбой исправить наш народ. Они сотворены Кулили, ваше величество. Они знают, что вы в силах перевоспитать нас, сделать нас сильными, но милосердными и, несмотря на милосердие, справедливыми. Вы позволите мне высказаться от своего имени, ваше величество?
– Да, – кивнул он, – интересно послушать, что еще вы скажете.
– Я жил в северных лесах, ваше величество, неподалеку от Иррингсмаута. Этот город ныне лежит в руинах.
Арнтор снова кивнул.
– Разбойники, называющие свои шайки вольными отрядами, бродят по тем лесам. Они столь же ненасытны и жестоки, как драконы, однако пользуются поддержкой многих, поскольку грабят ваших сборщиков налогов и иногда пытаются защитить людей от ангридов. Позвольте этим людям образовать поистине вольные отряды, а не стоящие вне закона. Научите их обращаться с оружием и выберите рыцарей из их числа. Ваши сборщики налогов приходят редко, но когда приходят, забирают все подчистую, ибо ваши подданные, живущие там, бедны и малочисленны. Позвольте им платить дань установленного размера, не разорительную. Окажите им помощь, обеспечьте4 защиту – и вы увидите, как они будут богатеть и умножать свою численность год от года и станут надежными друзьями вашего престола. Королева Дизизи и короли, пославшие меня…
– Не вправе требовать от вас верности, – перебил меня Арнтор. – А я вправе. Или измена и подстрекательство к мятежу и есть преобразования, которых вы от меня ждете?
– Нет, ни в коем случае, ваше величество. – По глазам Арнтора я видел, что потерпел неудачу, но предпринял последнюю попытку. – Король Ская правит как добрый и мудрый отец, ваше величество, и поэтому мы называем его Вальфатером и почитаем за честь служить ему, даже если поражение неизбежно. Эльфы просят вас также стать отцом своему народу.
Арнтор протянул руку:
– Снимите перевязь, сэр Эйбел. Отдайте ремень, меч и все остальное вашему королю.
Я услышал, как Гейнор тихо ахнула, но подчинился приказу.
– Шпоры можете оставить.
Арнтор подозвал двух рыцарей и сказал, куда они должны меня отвести. Они сопровождали меня с обнаженными мечами, но необходимости в такой мере предосторожности у них не было.
– Здесь никаких королевских пиров, – сказал один из рыцарей, сопроводивших меня в подземную темницу. Он вложил меч в ножны и протянул мне руку. – Я сэр Манасен.
Второй тоже обменялся со мной рукопожатием.
Пока мы разговаривали, подошел тюремщик; Манасен сказал ему, что он должен посадить меня в камеру по приказу короля, но обращаться со мной хорошо, и добавил, что пришлет слугу с едой, одеялами и чистой соломой.
Затем меня заперли в камере со стенами из цельного камня в природном состоянии, смрадной, узкой и очень темной, и оставили одного часов на восемь, наверное. На протяжении всего этого времени я развлекался единственно тем, что мысленно повторял части послания, которые успел передать, обдумывал остальные и пытался представить, не мог ли я выступить более убедительно.
От навязчивых мыслей меня отвлекло появление слуги Манасена, принесшего мне еду, большой мешок чистой соломы и кувшин вина. Отдав мне все, он затеял спор с тюремщиком, потребовав, чтобы меня поместили в камеру с окошком. Тюремщик ответил решительным отказом, заявив, что такие камеры предназначены для особ благородного происхождения.
Я не особо прислушивался к ним, но услышал достаточно, чтобы исполниться решимости заполучить себе камеру с окошком. За столом короля я не успел насытиться и теперь умирал от голода. Присланная Манасеном еда была простой – жареное мясо, большой кусок сыру и яблоко, – но вкусной, и я съел все без остатка.
Я обгрызал сердцевинку яблока, когда слуга удалился, а надзиратель вошел в камеру. Это был дородный мужчина, вооруженный железным ключом не многим короче моей голени, но я знал, что в схватке взял бы над ним верх. Он сел без приглашения, поставил свой фонарь на пол, положил ключ рядом и спросил, не угощу ли я его вином. Я налил ему полную кружку.
– Там, наверху, держатся о вас очень высокого мнения.
– Сэр Манасен и сэр Эрак разговаривали со мной доброжелательно, по крайней мере.
– Когда находишься здесь, внизу, хорошо иметь добрых друзей. – Тюремщик произнес это самым значительным тоном.
– Иметь друзей всегда хорошо, – кивнул я. – У меня было много добрых друзей в Йотунленде и еще больше в Скае.
Упоминание о Скае он пропустил мимо ушей.
– В стране льдов? Вы действительно там были?
– Этой зимой. Поверь, я был рад выбраться оттуда.
– А что, там всё большого размера? Большие коровы и все такое прочее?
– Нет, – сказал я, – только обитатели страны, да и то не все, поскольку ангриды держат рабов из человеческого племени. Под Утгардом есть темница. Я в ней не сидел, но спускался посмотреть. Я не знаю, каковы размеры здешней тюрьмы, но, думаю, в Утгарде она больше, поскольку там все-таки содержатся ангриды.
Надзиратель отхлебнул вина.
– Хотелось бы увидеть.
– Возможно, когда-нибудь увидишь. Это ужасное место, как я сказал, но там сидело очень мало узников. Мне сказали, что король Гиллинг обычно предавал своих противников казни.
Надзиратель потряс головой:
– У нас так не принято, но и наша тюрьма тоже не заполнена до отказа.
– Здесь есть камеры с окошками. Мне бы хотелось сидеть в такой.
Он моментально принял холодный вид:
– Никак нельзя, сэр. Только для знатных узников.
– Я рыцарь.
– Знаю. Этого недостаточно.
– Я готов внести умеренную плату за постой.
– Мы поговорим, когда я допью вино. – И он залпом осушил кружку.
Я вылил в нее остатки вина из кувшина.
– Видите ли, со всеми обращаются по-разному: с одними на один манер, с другими на другой. Знаю, вы меня понимаете. Вот вы, у вас есть друзья. Когда он пришел с соломой и едой для вас, я ж не возражал, как вы заметили. Я впустил малого самым любезным образом, верно ведь?