Рыцарь Грааля
Шрифт:
– Должно быть, в твою жену и вправду вселился дьявол, – посочувствовал Видаль рыцарю.
И тут же тот взглянул на него ясными трезвыми глазами, так что трубадура словно кто окатил холодной водой.
– Кто ты такой, что смеешь клеветать на мою жену?! – заорал рыцарь, кинувшись на Пейре.
Не удержав равновесия, трубадур упал на пол вместе со скамьей, на которой сидел, и заехал нападавшему сапогом в пах. Бросив несколько монет хозяину и не оборачиваясь на валявшегося тут же рыцаря, Видаль качаясь вышел из кабака.
Он хорошо знал деревеньку, потому как останавливался в ней всякий раз по дороге
Вдруг рядом с Пейре просвистела стрела. Трубадур инстинктивно отскочил в сторону ближайших зарослей орешника, рассчитывая укрыться там. Следующая стрела рассекла воздух над головой Пейре. Он прыгнул, и в тот же момент, со стороны куста, ему на голову был наброшен мешок. Пейре повалили на землю, в одно мгновение скрутив руки за спиной тугой веревкой. Некоторое время его топтали и били ногами. Потом трубадура рывком поставили на колени, с головы был снят мешок. В свете факелов Пейре увидел сегодняшнего рыцаря, от которого тут же получил кулаком в челюсть.
– Привет, трубадур! Думал, быстрее меня бегаешь?! – противник поднял факел к лицу Пейре, опалив при этом его брови и ресницы. Вокруг Видаля скалились, хохотали и только что не повизгивали с десяток головорезов.
– Я и не думал бегать от вас, сэр. – Видаль старался придать голосу твердые и решительные нотки. – Если вы считаете, что я оскорбил вас или вашу жену, примите мои самые искренние извинения. Если они вас не устраивают, я готов биться с вами тем оружием, которое вы изберете сами.
На последних словах трубадура вся шайка разразилась лающим хохотом.
– Я хочу только вырезать твой поганый язык. Чтобы ты никогда уже никого не посмел оскорбить, – осклабился в беззубой улыбке рыцарь.
– Если вы хотите ограбить меня, возьмите все что есть. За мою же жизнь вы всегда можете получить выкуп у Раймона Тулузского или Аделаиды Каркассонской, кроме того, меня знают…
– А Ричард Львиное Сердце заплатит за твою голову, трубадур?! – молодчики навалились на Пейре, раскрыв ему рот, как это делают охотники со зверем, после чего Пейре почувствовал как кто-то схватил его за язык. Извиваясь и вопя, трубадур ощутил жуткую боль и тут же поперхнулся собственной кровью. Отчаянным движением он сумел как-то повернуть голову, не дав палачам и вправду отрезать ему язык.
– …Ричард Английский хорошо заплатит мне за твой поганый язык! – Услышал он над головой. – Ну же, открой пошире ротик…
Но в этот момент послышался охотничий рог, и на поляне показались несколько всадников. Захлебываясь кровью, Пейре упал на землю, последнее, что он видел, были отдельные фрагменты боя. Конные рыцари быстро и серьезно охаживали разбойников палицами и мечами, так что вскоре все они попадали с проломанными головами или резанными и рубленными ранами на землю.
Кто-то подошел к Видалю и, бережно перевернув его на спину, поднес к лицу факел.
– Матерь божья! Это же сэр Видаль! – услышал он и, разлепив глаза, попытался узнать склонившегося над ним рыцаря, но увидел лишь свет факела.
К
– Мое имя Гуго де Баур, сэр Видаль. Я тамплиер, – вежливо ответил ему этот достойный человек. – Я, также как и мои предки, живу здесь близ Южного канала, на котором охраняю по закону рыцарства и чести попавших в беду благородных рыцарей и мирных жителей. Мой предок пообещал в свое время маркграфу Гурсно, что возьмет отрезок пути от моста Одинокой донны до харчевни Последнего гроша под свою защиту и покровительство. Поэтому все мужчины моего рода несут здесь свою бессрочную службу.
– Мне кажется знакомым ваше лицо, – через силу проговорил Пейре, ему не было дела до древнего обета, заставляющего доброго и достойного рыцаря прозябать в нищете, а значит об атом не стоило и говорить.
– Мой кузен Андре Тильи некогда служил вашей милости в Тулузе, – поклонился Гуго.
Видаль окинул его с ног до головы придирчивым взглядом. На вид сэру де Бауру было лет пятьдесят, но он был силен и вынослив.
– Андре был моим управляющим в Тулузе, ты же с этого момента поступаешь ко мне на ту же должность в Каркассон, – медленно и по возможности четко произнес Пейре, вновь ощущая во рту надоевший ему вкус собственной крови.
– Но наш семейный обет… – Гуго де Баур был в замешательстве. – Кто же станет охранять людей от разбойников на этой дороге?
– У тебя есть родственники мужского пола? – Пейре потянулся к кувшину с каркассонским, но рыцарь опередил его, налив вино в кружку и подав его раненому.
– Конечно, у меня двое сыновей и еще племянники. Вы могли видеть их там, ну, когда с вами произошло это несчастье… – Гуго покраснел, отчего сделался еще более похожим на добродушного Андре.
– Вот и хорошо. Поедешь со мной и возьмешь кого-нибудь из своих сыновей. Племянникам же оставишь неблагодарную, но почетную службу при дороге, – рассудил Пейре. Он уже устал и хотел спать.
– Но как же обет, данный моим предком маркграфу Гурсио? Ведь если я пренебрегу им и отправлюсь с вами – я буду проклят своими предками из могил!..
– Не будешь. Я сын Луи де Орнольяка, восьмого сына Гурсио, освобождаю тебя от данного твоим предком обета, равно как и от всех других обетов, мешающих тебе жить, – после этих слов Гуго де Баур упал на колени перед бедным ложем Видаля. Лениво Пейре выпростал из-под одеяла свою исхудавшую за время болезни руку, и новый управляющий облобызал ее.
Траур трубадура. Месть и смерть де Орнольяка
Едва Пейре пришел в себя от полученной раны, новый, несравненно более тяжелый удар поразил его в самое сердце. Друг и покровитель Видаля, Раймон Пятый тихо скончался в своем тулузском замке. Шел 1194 год. Это известие, образно говоря, выбило Пейре из седла и повергло наземь. Так что вернувшись в Каркассон, он даже не взглянул на гордую и счастливую Аполлинарию и только что народившегося сына, сообщив домочадцам, что со смертью Раймона Тулузского жизнь утратила для него всякий смысл, и отныне и он сам и все его близкие и домочадцы обязаны погрузиться в глубочайший траур.