Рыцарь и Буржуа
Шрифт:
Смит не возражает против доступности звания джентльмена: чем больше джентльменов, тем больше людей, принимающих на себя джентльменские обязанности. Джентльмен должен выделяться отвагой и щедростью. Его одежда и доспехи должны соответствовать его положению; от него требуется также большая образованность. «Он должен содержать прислугу, не занятую ничем, кроме обслуживания его особы». Я подчеркиваю эту подробность, потому что она подтверждает характеристику «праздного класса» у Т. Веблена. Но содержание большого штата прислуги не означает праздности: джентльмен обязан безвозмездно отправлять высшие общественные должности; впрочем, об этом уже говорилось.
Спор о том, кого можно, а кого нельзя считать джентльменом, продолжался столетиями, и следует упомянуть наиболее известных его участников. Полвека спустя после Т. Смита слово берут писатели Ренессанса, и среди них Генри Пичем. В трактате о совершенном джентльмене [157] он обстоятельно рассматривает, кто может и кто не может быть включен в число джентльменов. В древности, замечает Пичем, людям низкого происхождения случалось достигать почетного положения благодаря личным заслугам.
157
См.: Peacham H. The complete gentleman. Ithaca (New York), 1962. Далее цитируется то же издание.
Далее Пичем задается вопросом о том, считать ли внебрачных сыновей благороднорожденными? Ведь нередко они оказывались лучше законных потомков. И еще, можно ли утратить дворянство из-за недостойного поведения? Ответ таков: если можно получить дворянство благодаря добродетели, то можно его лишиться вследствие пороков. Может ли бедность сочетаться с дворянством? Автор отвечает на этот вопрос утвердительно — еще одно свидетельство его демократических склонностей.
Затем Пичем приступает к рассмотрению различных занятий с точки зрения их соответствия достоинству джентльмена. Адвокатов и врачей он считает возможным отнести к джентльменам, за исключением хирургов, акушерок и шарлатанов. (Стоит напомнить, что в Англии еще в XIX веке хирургов и дантистов не принимали в обществе из-за того, что они работали руками.) Определенную трудность составляют для Пичема купцы. Ему известны пренебрежительные отзывы древних об этом занятии, например высказывания Аристотеля. С другой стороны, люди не могут найти всего вдоволь в одной лишь своей стране; поэтому, не допуская купцов в круг джентльменов, следует хотя бы признать честного купца благодетелем своей родины. Безусловно исключаются из числа джентльменов все те, кто зарабатывает себе на жизнь: например, художники, актеры, скрипачи, фокусники и т.д. Отсюда не следует, что автор ставит искусство невысоко. Его отношение к живописи — это отношение человека Ренессанса. Искусства (так же, как и наука) занимают в его глазах очень высокое положение. Влияние музыки, полагает он, необычайно благодетельно. Даже укус тарантула можно вылечить с ее помощью. Поэзия «способна грубость обратить в учтивость, развязного сделать благопристойным (...), ненависть преобразить в любовь, трусость в отвагу, словом, управлять любыми нашими страстями, как королева». Образованность Пичем ценит настолько, что хвалит за нее даже женщин. Любую минуту следует использовать для пополнения знаний. Тут надо брать пример с блаженного Августина, у которого даже ночь не пропадала впустую: так как свечи у него не было, он покрыл стену над своим ложем воском, чтобы в темноте записывать мысли, приходившие ему в голову по ночам.
Из физических упражнений Пичем рекомендует прежде всего верховую езду, плавание, бег и особенно охоту, которая и поныне остается излюбленным занятием сильных мира сего. Джентльмен должен быть сдержан и заботиться о своей репутации. Без нее даже самые ценные его достоинства теряют блеск, как алмаз без шлифовки. Автор сомневается, можно ли признать джентльменами (здесь он употребляет слово «noble» [158] , используемое в его трактате в качестве синонима слова «джентльмен») людей, которые проводят жизнь в стоическом уединении (с. 12). Здесь он перекликается с Т. Элиотом, который готовил джентльмена к отправлению почетных общественных обязанностей.
158
[Благородный (англ.)]
Таким представляли себе джентльмена в обществе, где это понятие появилось; попробуем теперь воспроизвести основные черты образца джентльмена, сохранявшегося до второй мировой войны. Наиболее важным изменением была неуклонная демократизация этого образца; ее можно проследить, знакомясь с определением «джентльмен» в очередных изданиях Большого оксфордского словаря или Британской энциклопедии. В Оксфордском словаре поначалу главным выступает знатное происхождение, генеалогическое древо, право ношения герба. В более поздних определениях подчеркиваются личные достоинства. В последних изданиях слово «джентльмен» лишено какого-либо классового или морального содержания и становится просто вежливой формой обращения или упоминания о человеке. Лектор, начинающий свое выступление сакраментальной фразой: «Леди и джентльмены!», — вовсе не имеет в виду классового положения своих слушателей.
Э. Баркер, автор известных работ об английском национальном характере, возводит идеал джентльмена к средневековому рыцарству и итальянскому Ренессансу [159] , напрасно забывая о роли человека «по праву гордого» у Аристотеля, роли, которую так сильно подчеркивает Маргарет Гривс [160] . В известных мне характеристиках образцового джентльмена нет уже речи ни о красоте, ни о силе — качествах, столь существенных для рыцаря средневековья. В Англии, где отношение к военным было скорее пренебрежительным, сила значила особенно мало. Что же касается внешности, то джентльмену достаточно было иметь достойный вид. Требования к костюму сегодня одни, а завтра другие, так что можно не считаться с общественным мнением. Ведь тот, у кого перечень предков достаточно длинный, может позволить себе быть не таким, как все. Один из отличительных признаков джентльмена — его речь. Это, конечно, условие само по себе недостаточное, однако необходимое для того, кто хочет считаться джентльменом. Ни в одной стране, кроме Англии, пишет Ч. Крослэнд, нельзя с такой уверенностью определить положение человека в обществе, стоит тому открыть рот [161] .
159
См. Barker E. Charakter narodowy. Warszawa, 1927, s. 261.
160
См. Greaves M. The blason of honour. London, 1964.
161
См. Lipset S. M. Value patterns, class and the democratic policy.
Джентльмен никоим образом не может зарабатывать на жизнь, подчеркивает А. Ливингстон в своей статье «Теория джентльмена», входящей в Энциклопедию социальных наук. Поэтому он должен обладать определенными средствами. Табу ручного труда сохраняется еще в начале XX века. Занятия торговлей — вообще говоря, нежелательные — становятся иногда необходимостью из-за закона о единонаследии. Младшие братья первородных сыновей поселяются в городе и либо непосредственно, либо путем женитьбы на богатой горожанке входят в купеческую среду. Для них допускается также карьера священника. Как говаривал остроумец эпохи доктор Джонсон [162] , «благодаря единонаследию в семье был только один глупец» (старшего сына учиться обычно не заставляли: его карьера была и без того обеспечена). Незамужние женщины нередко выполняли обязанности гувернанток, отыгрываясь за свою несложившуюся жизнь на вверенных их опеке детях.
162
[Сэмюэл Джонсон (1709-1784) — английский писатель]
Английское общество первых десятилетий XIX века, изображенное в «Ярмарке тщеславия» Теккерея, уже весьма разнородно. Отец Эмилии Седли — состоятельный купец. Баронет Питт Кроули женат на дочери оптового торговца.
Что касается физической культуры, то джентльмен, как известно, занимается любительским спортом; в элитарных школах учителей выбирают в значительной мере на основании их спортивных квалификаций, писал Бертран Рассел в своей книге «Воспитание и общественный строй» [163] . И. Тэн развитие спорта в Англии связывал с климатом этой страны. При таком холодном и влажном климате, полагал он, потребность в движении не может не заявлять о себе. Английский джентльмен охотно занимается командными видами спорта. Иначе обстояло дело в Древней Греции, где соперничество атлетов было индивидуальным. На это обращает внимание К. Мангейм, который приписывает командным состязаниям большое значение в воспитании духа гражданственности. Ведь выигрывали или проигрывали не отдельные спортсмены, а команда, и это развивало чувство причастности к коллективу.
163
Russell B. Wychowanie a ustr'oj spoleczny. Warszawa, 1933. s. 88.
Однако ощущение причастности к коллективу распространялось только на собственный класс. «Потому что этот юноша — лорд, — писал У. Теккерей, — университет по прошествии двух лет дает ему степень, которой всякий другой добивается семь лет. Ему не нужно сдавать экзамен, потому что он лорд». И дальше: «Несчастливцы, у которых нет кисточек на шапках, называются «стипендиатами», а в Оксфорде — «служителями» (весьма красивое и благородное звание). Различие делается в одежде, ибо они бедны; по этой причине они носят значок бедности и им не дозволяется обедать вместе с их товарищами-студентами» [164] .
164
Теккерей У. Книга снобов. — Собр. соч. М., 1975, т. 3, с. 366.
Постепенная демократизация понятия «джентльмен», о которой мы говорили, была еще далека от ликвидации классовых различий. Законодательство о бедных, пишет Э. Баркер, приучило аристократию смотреть на бедняков как на людей, зависимых от налогоплательщиков. Укреплению социальных барьеров содействовал также пуританизм, веривший, что бедность — это вина.
Сопротивляясь любым реформам, так называемые «публичные» школы [165] учили своих воспитанников прежде всего латыни и греческому. Так древние языки вторично стали признаком классовой принадлежности, хотя уже на другой манер. Когда-то рыцарь считал грамотность уделом клириков. Теперь полагалось иметь кое-какие познания в древних языках, чтобы быть причисленным к джентльменам. Согласно Т. Веблену, знание латыни служило доказательством того, что человек мог позволить себе тратить впустую время и деньги; как видим, этот автор относился к классическому образованию не слишком приязненно. Закрытый, привилегированный характер «публичных» школ пробовали защищать, ссылаясь на то, что должны существовать учебные заведения, готовящие к службе на высших постах, а не к определенной профессии, и что «публичные» школы выполняют эту задачу лучше всего. Одним из средств воспитания в этих школах была розга, фактически узаконенная после педагогических реформ известного своей суровостью Т. Арнолда в Рагби [166] . Педагогам, которые этого средства не одобряли, объясняли, что иначе нельзя, ибо человек от природы грешен. Розга должна была внушать воспитаннику добронравие, изгонять порок и приучать мужественно переносить боль. А предоставление совоспитанникам права наказывать розгой приучало их не только руководить, но и подчиняться [167] .
165
[Public school — привилегированные частные школы в Англии]
166
[Одна из наиболее престижных частных мужских школ в Англии]
167
См.: Guttsman W. L. The British political elite. London, 1963, p. 150.