Рыцарь и Ко
Шрифт:
– Вот он какой, отважный герой!
– прошептала Тильда. Я поморщился. Над моими стихами смеются даже кошки, а эти негодяи болтают себе, как ни в чем не бывало!
– Я вот все думаю то-ж, - начал было я, но матушка перебила:
– У, завел свою трепотню! Хватит уже. Уши вянут. И вообще - пошли отсюда, от этого бурдюка с вином сейчас многого не допросишься.
Я с облегчением выпустил из рук ремень, и Прич, квакнув, хлопнулся на сено.
– Колбасы нету, - сказал он уже во сне. Я с чувством сплюнул.
Оставив храпящего "героя", все разбрелись по замку переваривать новость. Матушка понесла отдыхать свой живот. Матильда отдавала дань грибам в обеденной. Я же поспешил в свою излюбленную "ума палату" - так я назвал небольшую нишу в одном из многочисленных коридоров замка, где уединялся на предмет думания, размышления и сочинительства. Там я достал блокнотик, карандаш и стал писать. А записываю я все умные мысли, часто приходящие мне в голову: колкости в адрес Матильды, которые лучше не применять на практике; рецепты приготовления пирогов из глины... Но больше всего в блокноте стихов. Да, я люблю стихи! И не считаю это зазорным. В отличие от моих домашних.
Вот, к примеру, только что мне на ум пришли строки: "Хрунгильда, незабвенная сестрица, окрестностей прекрасная царица!" Выходило неплохо, хотя и абсолютно неверно. Никакая Хрун не царица, да и далеко не прекрасная. О ее комплекции я уже упоминал. А характер! Хотя, прямо скажем, общаться с ней было довольно интересно, но вот вмешиваться в чужие дела - этого у нее было не отнять!
К примеру: однажды я пошел прогуляться в лес. Тишина, красота, птички поют - заслушаешься! Открываю это я свой блокнотик, начинаю писать мгновенно пришедшие в голову строчки: "Унылая пора, очей очарованье..." Как вдруг, ломая кусты, ко мне подлетает какой-то взмыленный человек и со всей дури трубит в рог. За ним прямо по мне летит целая свора собак, и, наконец, я едва не оказываюсь под копытами Громобоя - лучшего коня в замке, - а каждое копыто у него с хорошую сковородку! На коне восседает Хрунгильда и, премило улыбаясь, щебечет что-то о каком-то олене, который, видимо, должен был где-то тут пробегать... Ну не подло ли? Какое после этого "очей очарованье"? Стих я, кстати, так и не дописал...
За написанием "Саги об отважной Хрунгильде" меня и застала вездесущая Матильда.
– Слышь, принц датский, - сказала она Самым Противным Голосом На Земле.
– Тебя мать ищет. Ты вообще собираешься или нет?
– Куда?
– удивился я.
– На ужин? Рано еще!
– Иди, говорю!
– раздраженно отозвалась сестричка.
– А то еще достанется! Ногами работай!
– Все на меня выступают, - разозлился я.
– Никуда не пойду!
– Чеши!
– прикрикнула Матильда.
– Или тебя понесут.
– Кто понесет?
– Я понесу. Ты же щуплый.
– Вот вернусь от мамы - таких тебе наваляю!
– и я, хлопнув дверью, зашагал в спальню к матушке, мимоходом обсуждая со статуями в коридорных нишах планы мести.
Судя по маминой позе, она явно упивалась собственным горем:
– Сын мой!
– патетически воскликнула она.
– Мы приняли решение!
Она выдержала паузу, потирая живот, в течение чего я размышлял: кого она имеет в виду, говоря "мы" - себя с Матильдой или же с тем, кто у нее в животе?
– Во-первых, потому что ты доблестный муж, достигший совершеннолетия и готовый к ратным подвигам; во-вторых, потому что ты безутешный сын и брат. Я сделал скорбное лицо.
– И в-третьих, потому, что нам так хочется. Ты садишься на стремительного Бозо и мчишься, как ураган, спасать свою сестру!
– закончила матушка Геранья.
Безутешный сын и брат схватился за кресло, чтобы не грохнуться в обморок.
ГЛАВА 3
Павлуша, иди, че Саныч даст...
Из народного театра
Ничего себе заявочки! Я чуть не упал!
– Спасибо, мама!
– горько сказал я.
– Без меня меня женили.
– Я вижу, что ты счастлив, - сурово пробасила матушка.
– Это приятно. Много тебе предстоит совершить достославных и славных деяний, прежде чем выручишь ты родную сестру из полона. Ну и по дороге можешь Грааль поискать.
– А я... м-м-м... ну, как его, - в моей голове шумело, язык же нагло отказывался слушаться.
– И это приятно. Слуги!
– рявкнула мама.
– Доспехи для наследника Фараморского, будущего рыцаря, сэра и пэра, сына Фенриха Маститого! Приготовить ему коня и назначить оруженосца! Разбудите его, кстати.
– Причард?!!
– возопил я.
– Не поеду с этим пьяницей! Послушайте, ведь он...
– Верой и правдой служил твоему отцу и твоей сестре. Любимым, угрожающе сказала матушка.
– Протестовать поздно и глупо. Иди и соберись в дорогу!
– Блокнотик не забудь, - пустила шпильку Матильда, до того смирно стоявшая у меня за спиной. Я только вздохнул и плотно закрыл за собой дверь.
– Нет, подумать только!
– бузил я, швыряя в котомку запасное белье и носки.
– Меня - на ратные подвиги! Меня! Я и на коне-то плохо держусь, а мне мало того, что дают этого паскудного Бозо, так еще наверняка и копье с мечом будут совать. А я в жизни оружия в руках не держал... Ну не совсем не держал, но владею, как собака палкой! Да, дела...
Во дворе замка меня уже ожидала целая толпа провожающих. Мамаша утирала фиолетовые слезы кончиком платочка, Леопольд мрачно ковырялся в корзине с лепестками роз. Одна Матильда выбивалась из общего настроя: хохотала, как сумасшедшая. И все из-за доспехов! Я же не успел глазом моргнуть, как огромная куча железа была напялена на меня расторопными слугами. Для этих доспехов идеально подошел бы здоровяк Причард, но он даже в своей обычной одежде качался из стороны в сторону, к тому же оруженосцам доспехи не полагались. Я же болтался в грохочущем рыцарском одеянии, как пестик в колоколе. К тому же проклятый шлем все время съезжал на плечи. Кое-как справившись с этим неудобством, я торжественно принял из рук матушки отцовский меч... и чуть не надорвался. Зато упал. Проклятая стальная дубина весила не меньше всего этого рыцарского барахла. Ко всем неприятностям надо прибавить и солнце, которое нещадно накалило доспехи. Даже слуги, которые меня поддерживали, получили ожоги различной степени тяжести. А когда сзади неслышно подошел Бозо и оглушительно заржал мне в ухо, Матильда перестала хохотать и заикала от смеха.
– Хватит ржать, - прогудел я из шлема.
– Прости-ик! Не могу удер-ик-жаться!
– Тильда вытерла глаза и протянула мне какую-то бутылочку.
– О, нет! Только не это!
– я застонал и притворился слепым и глухим.
– На, бери, - настаивала сестра.
– Это же панацея от всех болезней!
Да, о маниакальном увлечении Матильды облепихой по всему Фарамору ходили легенды. Сотни раз из уст в уста передавалось предание о том, как Матильда, переодевшись старухой и нарисовав себе безобразный шрам через все лицо, сбежала из дома в поисках загадочной облепихи. Лазать по долинам и по взгорьям разрешалось лишь лекарям замка, а остальных ведунов и знахарей нещадно отстреливали из луков наши лесничие. Неизвестно, как сестре удалось ускользнуть от суровой правды жизни, но вернулась она спустя месяц в изодранном плаще, с исколотыми и стертыми в кровь ногами, зато с радостной ухмылкой на лице и веткой облепихи в лапах. С этого дня я разгадал секрет таинственного названия: проклятая облепиха облепила весь наш сад, а расторопная Тильда ухитрилась привить растение даже к яблоням и вишням. В результате яблоки росли ужасно мелкие и гроздьями, а вишня поменяла свой величественный бордовый на вульгарный оранжевый цвет. Но самый смак настал, когда облепиха созрела! Матильда носилась по саду с ведром, насыпая целебную ягоду в безразмерный бак для кипячения простынь, потом влезла сверху и, сняв туфли, весело топталась по облепихе, получая, в конце концов, сок и масло, но вместе с тем - и огромную порцию насмешек от вашего покорного слуги...