Рыцарь короля
Шрифт:
Подойдя к окну, он смотрел, как они садятся в седла при свете фонарей, которые держали конюхи. Пьер осторожно устраивал Кукареку в кармане своей седельной сумки, Блез посмеивался над ним. Они увидели де Сюрси в окне, взмахнули шляпами и подняли лошадей на дыбы. А потом исчезли под аркой гостиничных ворот.
Глава 29
Инцидент у западных городских ворот - тех, что открываются на живописный пригород Пленпале, - стоил Блезу некоторого времени и пробудил опасения, которые беспокоили накануне маркиза де Воля.
То, что придирчивый
Не существовало ли все-таки связи между Русселями и герцогом? Не было ли слежки за самим де Лальером? Если Карл Савойский, втайне сочувствовавший Империи и Англии Карл III, герцог Савойский, дядя Франциска I с материнской стороны, под влиянием своей жены Беатрисы, дочери португальского короля Эммануила, склонялся на сторону императора и впоследствии расторг союз с Францией.>, вмешался и действует против него, то поездка во Францию может оказаться более чем трудной.
Однако, поразмыслив, он отбросил эти опасения: нечего делать из мухи слона. Появление у ворот герцогского офицера вполне могло не иметь никакого отношения к нему. Кроме того, сам факт, что ему позволили продолжать путь, хотя могли легко задержать, скорее обнадеживал, чем настораживал.
Освободившись наконец, Блез проехал через пригород и по деревянному мосту пересек Арв.
Вот здесь, на дальнем берегу, перед мостом, они с Анной Руссель послали друг другу молчаливое "прощай" в конце своего путешествия.
Он придержал коня на том самом месте, живо вспоминая каждый миг расставания: страстность её поцелуя, их тягу друг к другу. Ожили восторг и боль. Воспоминания о погибшей любви преследовали его, подстерегали за каждым поворотом дороги. Погибшей? Нет, лучше сказать - запретной любви.
Даже теперь, после того, как между ними объявлена война, после её разочарования и горьких слов, он любил её так же сильно, как тогда. Он знал, что будет любить её всегда. Война, соперничество королей и противоположные цели не в силах ничего изменить. Все это делает её недосягаемой, но любовь остается свободной. Он знал: сколько ни суждлено ему прожить, ни одна женщина не вытеснит её из памяти...
Блез пришпорил коня, стараясь выиграть побольше времени на равнинном участке дороги перед началом подъема в горы; но так свежо было воспоминание о недавнем путешествии, что он почти воочию представил её рядом с собой. Может быть, когда-нибудь, перед Бург-ан-Бресом, он увидит её издали и отделенную от него не только расстоянием...
Он уже совсем забыл случай у ворот, когда, услышав позади стук копыт, оглянулся и, хоть и не сразу, узнал того самого всадника, который час назад кивком головы дал стражнику команду пропустить его. Пару минут спустя этот человек поравнялся с ним.
Под неизвестным был великолепный конь, гораздо лучше того, на котором ехал де Лальер, но в остальном его вид в ярком свете утра не внушал доверия, даже если бы подозрения Блеза не усилились десятикратно оттого, что этот всадник вообще оказался здесь.
Высокий рост и крепкое телосложение незнакомца, его грубое низколобое лицо, кричащая яркость одежды - все это сразу выдало опытному глазу де Лальера, что перед ним "брав("- наглец, забияка, бандит, - словом, один из тех, кого обычно используют для тайных и кровавых дел.
– Быстро же вы едете, мсье, - угрюмо произнес он низким голосом.
– Не быстрее вашего, - ответил Блез.
– Но я полагаю, что мы оба стараемся поскорее проехать равнину. Конь у вас хорош.
– В герцогских конюшнях нет лучшего, если говорить о резвости. Хотел бы я, чтобы он был моим.
– Стало быть, далеко едете?
Человек покачал головой:
– Только до форта дель-Эклюз... с посланием от его высочества, которое требует срочности. А вы?
– До Шатильона... а может быть, и до Нантюа.
– Ого! Неблизкий путь. И, по-вашему, вы доберетесь туда к вечеру?
– А почему нет?
Собеседник не сказал ничего, но сплюнул в сторону и усмехнулся.
Усмешка эта никак не ослабила опасений Блеза.
– А почему нет?
– повторил он.
– Это же обычный дневной перегон от Женевы.
– Конечно, обычный...
Человек снова ухмыльнулся и переменил тему:
– Ну вот, наконец и солнце всходит. Видите, вон там, на Старом Хозяине...
Он кивком головы показал влево, где дальний купол Монблана за Салевскими горами понемногу розовел в лучах ещё невидимого солнца.
– Еще один хороший денек наступает. Но, пари держу, последний. Один мой приятель вчера приехал из герцогского замка в Шильоне, что на озере. Так он говорил, что Костяной Зуб, который виден оттуда, курится. Верная примета на дрянную погоду...
– Он подмигнул Блезу.
– Однако приходится вместе с хорошим принимать и плохое... Такое уж наше житье, не правда ли, мсье?
Это избитое замечание, видимо, позабавило его, и он, откинув голову назад, хохотнул.
Блезу он напомнил здоровенного кота, слопавшего птичку. Это могла быть манера поведения, отличающая людей с сильными мускулами и тупыми мозгами; но она была похожа и на манеру задиры, злорадно смеющегося по поводу хорошей шутки, причем Блез никак не мог отделаться от ощущения, что шутка относится к нему. Его подозрения быстро превращались в уверенность.
Он сопоставил все факты; дело не сложнее, чем дважды два...