Рыцарь короля
Шрифт:
— Ну что ж, тем лучше, — сказал Пьер. — Я проскользну через мост, когда коней поведут в конюшни. И если только сам черт не помешает, подамся оттуда в лес и за час доберусь пешком до Фера. Когда мы объезжали поместье, я приметил короткую дорогу.
Блез кивнул.
— Удачи тебе. Ты не хуже меня понимаешь, сколь много зависит от тебя сегодня ночью.
Он проследил, как Пьер прошел по мосту, а затем, когда господин де Люпе собрался наверх одеваться, последовал за ним. Это давало возможность потом задержаться в коридоре и подождать, пока Рене подаст знак.
— Кстати, Гужон, — заметил де Люпе, когда они остались одни, — вы хорошо сделаете, если будете крепко держать язык за зубами насчет вашей службы у принцессы, нам с вами известной. Королю будет весьма досадно услышать об этом…
— Не сомневайтесь, монсеньор, — ответил Блез, — я хорошо знаю, когда мне следует оставаться лишь слугой вашей милости.
А тем временем Пьер де ла Барр не продвинулся дальше конюшен.
— Эй, паренек, ты куда? — окликнул его один из конюхов де Норвиля, когда Пьер направился к лесу.
— Да просто прогуляться…
Конюх подошел к нему:
— Сегодня вечером никакие прогулки не дозволены. Приказ короля.
— Черт побери, это ещё почему?
Тот пожал плечами:
— А я откуда знаю? Кто-то мне говорил, что его величество не желает, чтобы по округе расползлась весть о его приезде…
— И ты уверен, что это он сам приказал?
— Да, через монсеньора де Норвиля… Если тебе делать нечего, не поможешь ли мне управиться с этой лошадкой, а?
Пьер повиновался. В эту минуту он не решался дать хоть малейший повод для подозрения. Однако, почистив щеткой коня, он ускользнул от конюха и попытался снова уйти — теперь в другую сторону.
На этот раз его остановил лесник на опушке:
— Постой-ка, приятель…
И Пьер ещё раз услыхал о королевском приказе. Взбешенный, он вернулся в конюшню в сопровождении лесника.
Между тем подошло время ужина, и всех не занятых делом отрядили на кухню, в здание дворца. Пьер не мог отыскать предлога остаться за мостом, тем более, когда заметил, как лесник беседует с тем конюхом, который задержал его в первый раз, и оба поглядывают в его сторону. В конце концов он присоединился к ним, рассмешил какой-то басней и предложил поужинать вместе. Теперь придется ждать, пока совсем стемнеет, и лишь потом снова попытать счастья.
Как же бесило его, что приходится сидеть здесь, в этом чаду, слушая пустую болтовню, когда Блез думает, что он уже добрался до Фера! А драгоценное время утекает без пользы!
Глядя на вереницу блюд, парадно выстроенных для королевского стола в большом зале, он все раздумывал насчет этого приказа. Пьер не верил, что такое приказание исходило от короля.
Похоже, де Норвиль принял меры, чтобы играть наверняка.
Глава 49
В великолепном, белом с золотом парчовом одеянии, обильно окропленный духами, в шляпе с пряжкой, украшенной драгоценными камнями, чье сияние соперничало с блеском колец на руках, Франциск перед ужином прогуливался по дворцу в сопровождении Анны Руссель, Жана де Норвиля и ещё двух дворян. Его опытный глаз с восхищением подмечал каждую архитектурную новинку. Он не скупился на похвалы нависающим замковым камням красивых арок в вестибюле, просторным лестницам, возвещавшим, как он заметил, новую эпоху в строительстве, роскошному оформлению простенков и богатству украшений оконных рам.
— Слово чести дворянина, мой друг, — сказал он де Норвилю, — когда у нас снова будет мир, я поручу вам все наши новые здания. Вы знаете, как смешать французский и итальянский стили и получить при этом нечто новое и великолепное. Я должен иметь свой собственный Шаван-ла-Тур — конечно, побольше этого, — и на Луаре, в нескольких лигах от Тура, есть один остров, который прекрасно подойдет для этой цели.
Король, страстный поклонник всех искусств, не пропускал, казалось, ничего — ни рисунка гобеленов или украшения потолочных балок, ни одного купидона, нимфы или медальона, ни одной особенности каминных зонтов. И, конечно, он заметил и не преминул высоко оценить свой герб — саламандру, недавно высеченную на стене в его комнате.
— Это я должен благодарить ваше величество, — сказал де Норвиль. — Вы, сир, принесли в Шаван-ла-Тур историю. Отныне эта комната будет известна под именем Шамбр-дю-Руа — Королевской комнаты.
Однако не меньше, чем сам дворец, заинтересовали короля коллекции произведений искусства, собранные де Норвилем. Он остановился, чтобы любовно пройтись рукой по красивым переплетам в библиотеке хозяина дома; некоторые книги были украшены драгоценными камнями — работа лионских мастеров. И он пришел в такой восторг от миниатюр в Часослове, что милостиво принял этот том в дар от де Норвиля, который смиренно поблагодарил его величество за снисходительность.
Изготовление кружев в Западной Европе в то время ещё не достигло того совершенства, которым оно прославилось позднее, и не могло соперничать с изделиями из Греции или Азии. Король восхищался некоторыми кружевными вещами, ввезенными в Венецию и приобретенными там де Норвилем, особенно поразила его одна вещица, сплетенная из золотых нитей.
— Даже итальянские кружева, не говоря уж о французских, — заявил он, — не более чем грубые тряпки рядом с такой волшебной паутинкой.
Буквально потрясли короля превосходные картины и бронзовые скульптуры: «Мадонна с младенцем» Беллини в большом зале, великолепный Джорджоне в соседнем с ним помещении, «Поругание Лукреции» Мантеньи, прекрасная копия «Святого Георгия» Донателло 81 в галерее третьего этажа. Он высказал милостивые комплименты просвещенному вкусу де Норвиля.
— Ей-богу, мне жаль наших бедных старых предков, — заметил король, — которые не дожили до этого нового века. Как много они потеряли…
81
Великие мастера раннего Возрождения. Беллини — семья живописцев венецианской школы: Якопо (ок. 1400 — 1470), Джентиле (ок. 1429 — 1527), Джованни (ок. 1430 — 1516). Здесь имеется в виду последний. Джорджоне (1476 — 1510) — живописец, Мантенья Андреа (1431 — 1506) — живописец и гравер, Донателло (ок. 1386 — 1466) — скульптор.
Поскольку Анна к тому времени, извинившись, уже удалилась, он не удержался от ещё одного замечания:
— Видит Бог, мсье, ваша покойная супруга была, вероятно, богата. Ибо, я полагаю, ваши савойские владения не могли бы выдержать таких расходов.
Де Норвиль вздохнул:
— Богата и в высшей степени щедра. Я никогда не перестану оплакивать её. Несомненно, я потратил больше, чем следовало бы, но вашему величеству ведь известно, каковы соблазны искусства.
— Еще бы мне этого не знать, клянусь Богом! Еще бы! — согласился король. — Как жаль, однако, что вы потеряли приданое миледи Руссель, примкнув к нам. Оно возместило бы ваши затраты. Ну, я позабочусь, чтобы вы не обеднели.