Рыцарь короля
Шрифт:
— Да-да, я понимаю, — пробормотал Блез, ненавидя самого себя. И сделал движение к выходу. — Однако я слишком засиделся, мадемуазель. У вас с милордом Русселем найдется о чем поговорить…
— Вы дадите мне честное слово? — прервала она.
— В чем?
— Что никому не сообщите о происшедшем.
Вот он и достиг тупика, где не помогут никакие хитрости и увертки. Он должен либо отказаться, либо дать слово — и тут же нарушить его… Впрочем, нет, есть ещё один ход, который можно сделать.
— А вы дадите мне честное слово, — нанес он встречный удар, — что все, сказанное вами, — правда? Что ваш брат, въезжая во Францию, не имеет иной цели, кроме как сопроводить вас к господину де Норвилю; что он не выполняет никакой миссии, враждебной Франции или каким бы то ни было образом касающейся герцога Бурбонского?
Она отступила на шаг, лицо её побелело, она не могла поднять на него глаза.
— Вы сомневаетесь во мне?
Он кивнул.
— Да — ибо вы тоже служите своему королю. Но если вы дадите мне честное слово, я поверю ему. И дам вам свое.
Сэр Джон Руссель резко вмешался:
— Конечно, даст. Я могу заверить вас, мсье, что…
— Я говорил с мадемуазель.
Руссель вспыхнул:
— Вы слышали, мисс? Дайте ему слово — и покончим с этим.
Она по-прежнему молчала.
— Клянусь Богом, — крикнул Руссель, — мне что, дважды повторять? Так-то вы повинуетесь?..
Тогда она заговорила, но Блезу показалось, что её больше не беспокоит непосредственная причина спора:
— Я полагаю, что вы сообщите об этом маркизу де Волю?
— Да, — сказал он.
— Я понимаю так, что регентша приказала вам заниматься ещё кое-чем, кроме сопровождения меня до Женевы?
Блез не отвечал. Он хорошо понял ход её мыслей. Он раскрыл карты. Простодушный солдат, которым он притворялся, не усомнился бы в ней, не заподозрил бы так легко её брата, не стал бы докладывать так срочно де Волю…
— Теперь не будет никакого вреда от того, что вы скажете мне, мсье, — теперь, когда все подошло к концу… — Казалось, она с трудом выдавливает из себя слова. — Я спрашиваю вас… по некоторым причинам, которые вы поймете, — служите вы своему королю только в качестве солдата или ещё каким-либо образом?
Он мог бы уйти от прямого ответа, но ему не удалось бы избежать её полного боли взгляда. И он решился отбросить последнюю тень притворства:
— Некоторое время я был в подчинении у маркиза де Воля.
— А-а… — сказала она и мгновение спустя добавила: — Значит, все эти дни вы были только шпионом!
— Довольно! — резко оборвал Руссель. — Хватит с нас этого…
Но она не обратила на него внимания и не отвела глаз от Блеза:
— Теперь мы враги, господин де Лальер. Подумайте о себе самом — и берегитесь.
— Я никогда не буду вам врагом.
Внезапное движение Русселя вовремя предостерегло его. Он выхватил шпагу так же быстро, как и англичанин.
— Нет! — вскрикнула Анна и схватила брата за руку. — Только не так!
Он отбросил девушку в сторону:
— Это единственный способ! Он не должен выйти из дома.
Шпаги скрестились. И тут Блез пустил в ход уловку, финт, которому научился в Италии: быстрый захват клинка противника и внезапный рывок с поворотом. Шпага англичанина со звоном покатилась через всю комнату. Руссель замер, морщась от боли в запястье.
— Отойдите от лестницы, — приказал Блез.
Он в последний раз взглянул на озадаченного Русселя и в лицо Анны, твердо и спокойно глядевшей на него, когда он шел через комнату.
Потом спустился по лестнице, ощупью нашел дорогу через темную контору внизу и вскоре был уже на улице.
Глава 27
Нельзя было терять ни минуты. Маркиза де Воля следовало уведомить о происшедшем как можно скорее. Однако уже на полпути к гостинице «Три короля» Блез вспомнил, что маркиз в этот вечер ужинает с Эразмом и церковником из собора. Это означало, что придется прервать их беседу, де Сюрси вынужден будет извиняться перед гостями, все это приведет к дополнительным проволочкам и, хуже всего, вызовет нежелательные толки среди гостиничной прислуги.
И даже в этом случае — что сможет предпринять маркиз? Разве что дать указание французскому тайному агенту Ле-Тоннелье, чтобы тот удвоил бдительность, дабы можно было проследить за каждым шагом сэра Джона Русселя. Собственно, лишь это и имело значение. Не такой человек, похоже, Руссель, чтобы отказаться от выполнения жизненно важной миссии только из-за того, что его инкогнито раскрыто. Необходимо узнать день и час, когда он покинет Женеву, по какой дороге поедет и кто будет его сопровождать.
Итак, Блез решил взять дело в свои руки. Он свернул направо с улицы Гран-Мезель, быстрым шагом прошел через весь город к берегу озера и постучался у дверей Ле-Тоннелье. Этого человека, выдававшего себя за состоятельного виноторговца, он встречал несколько раз в обществе маркиза, так что они друг друга знали.
Пока Блез торопливо шагал через город, его прежнее отношение к порученной миссии весьма и весьма изменилось. Получаса в обществе Русселя оказалось вполне достаточно, чтобы признать в нем врага, человека, ненавидеть которого — одно удовольствие: надменного, грубого, бесчестного. Несомненно, он смел и предан Англии, но эти его качества ничего не могут изменить. Расстроить его планы, схватить его самого — прямая обязанность любого француза, которую следует исполнить без всяких сожалений.
Ле-Тоннелье оказался дома; Блез потолковал с ним в углу склада, тускло освещенного свечкой. Агент, человек проницательный и энергичный, сразу же понял, насколько срочное это дело, и пообещал приступить к нему немедленно.
Собственно, о прибытии какого-то всадника в дом синдика Ришарде ему уже сообщили, но кто этот приезжий, не было установлено. Теперь Ле-Тоннелье лично даст указания своим шпионам. Блез может быть уверен, что никто не покинет дом синдика — с парадного ли, с черного ли хода — без слежки.