Рыцарь короля

Шеллабарджер Сэмюэл

— Итак, господа, да хранит вас Бог! Если вы преуспеете в этом деле, то заслужите славу и почет не только у короля, но и у всех истинных французов.

Маркиз проводил их до двери и на прощание похлопал каждого по плечу. Сердце его уловило трепет и пылкий дух их юности — и сильнее забилось в ответ.

— Пьер, друг мой, если будете проезжать мимо Лальера, не задерживайтесь там слишком долго и не выпускайте из виду своего браслета. Блез, помни, что в Лионе я надеюсь погреться в лучах твоей славы. Прощайте! Прощайте…

Подойдя к окну, он смотрел, как они садятся в седла при свете фонарей, которые держали конюхи. Пьер осторожно устраивал Кукареку в кармане своей седельной сумки, Блез посмеивался над ним. Они увидели де Сюрси в окне, взмахнули шляпами и подняли лошадей на дыбы. А потом исчезли под аркой гостиничных ворот.

Глава 29

Инцидент у западных городских ворот — тех, что открываются на живописный пригород Пленпале, — стоил Блезу некоторого времени и пробудил опасения, которые беспокоили накануне маркиза де Воля.

То, что придирчивый стражник у ворот задержал Блеза, разбирая в тусклом свете фонаря по буквам текст его пропуска, а затем перечитывая его вторично, не вызвало особенных подозрений. Однако, когда подъехал всадник, одетый в цвета герцога Савойского, кивнул часовому и сразу же после этого Блеза пропустили, — дело показалось несколько странным. Запахло каким-то отданным заранее приказом, словно бы часовой тянул время в ожидании того всадника. А это, в свою очередь, дало Блезу пищу для размышлений.

Не существовало ли все-таки связи между Русселями и герцогом? Не было ли слежки за самим де Лальером? Если Карл Савойский, втайне сочувствовавший Империи и Англии 63 , вмешался и действует против него, то поездка во Францию может оказаться более чем трудной.

Однако, поразмыслив, он отбросил эти опасения: нечего делать из мухи слона. Появление у ворот герцогского офицера вполне могло не иметь никакого отношения к нему. Кроме того, сам факт, что ему позволили продолжать путь, хотя могли легко задержать, скорее обнадеживал, чем настораживал.

63

Карл III, герцог Савойский, дядя Франциска I с материнской стороны, под влиянием своей жены Беатрисы, дочери португальского короля Эммануила, склонялся на сторону императора и впоследствии расторг союз с Францией.

Освободившись наконец, Блез проехал через пригород и по деревянному мосту пересек Арв.

Вот здесь, на дальнем берегу, перед мостом, они с Анной Руссель послали друг другу молчаливое «прощай»в конце своего путешествия.

Он придержал коня на том самом месте, живо вспоминая каждый миг расставания: страстность её поцелуя, их тягу друг к другу. Ожили восторг и боль. Воспоминания о погибшей любви преследовали его, подстерегали за каждым поворотом дороги. Погибшей? Нет, лучше сказать — запретной любви.

Даже теперь, после того, как между ними объявлена война, после её разочарования и горьких слов, он любил её так же сильно, как тогда. Он знал, что будет любить её всегда. Война, соперничество королей и противоположные цели не в силах ничего изменить. Все это делает её недосягаемой, но любовь остается свободной. Он знал: сколько ни суждлено ему прожить, ни одна женщина не вытеснит её из памяти…

Блез пришпорил коня, стараясь выиграть побольше времени на равнинном участке дороги перед началом подъема в горы; но так свежо было воспоминание о недавнем путешествии, что он почти воочию представил её рядом с собой. Может быть, когда-нибудь, перед Бург-ан-Бресом, он увидит её издали и отделенную от него не только расстоянием…

Он уже совсем забыл случай у ворот, когда, услышав позади стук копыт, оглянулся и, хоть и не сразу, узнал того самого всадника, который час назад кивком головы дал стражнику команду пропустить его. Пару минут спустя этот человек поравнялся с ним.

Под неизвестным был великолепный конь, гораздо лучше того, на котором ехал де Лальер, но в остальном его вид в ярком свете утра не внушал доверия, даже если бы подозрения Блеза не усилились десятикратно оттого, что этот всадник вообще оказался здесь.

Высокий рост и крепкое телосложение незнакомца, его грубое низколобое лицо, кричащая яркость одежды — все это сразу выдало опытному глазу де Лальера, что перед ним «браво» — наглец, забияка, бандит, — словом, один из тех, кого обычно используют для тайных и кровавых дел.

— Быстро же вы едете, мсье, — угрюмо произнес он низким голосом.

— Не быстрее вашего, — ответил Блез. — Но я полагаю, что мы оба стараемся поскорее проехать равнину. Конь у вас хорош.

— В герцогских конюшнях нет лучшего, если говорить о резвости. Хотел бы я, чтобы он был моим.

— Стало быть, далеко едете?

Человек покачал головой:

— Только до форта дель-Эклюз… с посланием от его высочества, которое требует срочности. А вы?

— До Шатильона… а может быть, и до Нантюа.

— Ого! Неблизкий путь. И, по-вашему, вы доберетесь туда к вечеру?

— А почему нет?

Собеседник не сказал ничего, но сплюнул в сторону и усмехнулся.

Усмешка эта никак не ослабила опасений Блеза.

— А почему нет? — повторил он. — Это же обычный дневной перегон от Женевы.

— Конечно, обычный…

Человек снова ухмыльнулся и переменил тему:

— Ну вот, наконец и солнце всходит. Видите, вон там, на Старом Хозяине…

Он кивком головы показал влево, где дальний купол Монблана за Салевскими горами понемногу розовел в лучах ещё невидимого солнца.

— Еще один хороший денек наступает. Но, пари держу, последний. Один мой приятель вчера приехал из герцогского замка в Шильоне, что на озере. Так он говорил, что Костяной Зуб, который виден оттуда, курится. Верная примета на дрянную погоду… — Он подмигнул Блезу. — Однако приходится вместе с хорошим принимать и плохое… Такое уж наше житье, не правда ли, мсье?