Рыцарь-крестоносец
Шрифт:
– И что же он ищет, сир? – учтиво спросил Филипп, желая утвердиться в возникшей у него мысли. – Я хочу сказать, какие сведения он хочет получить? – волнуясь, спросил он, боясь, как бы отец не унизил его своим пренебрежительным молчанием, оставив без ответа вырвавшийся у него вопрос.
Но сир Хьюго никогда не унижал своего сына невниманием к его словам: он мог выговаривать Филиппу за его глупую непредусмотрительность, за его болтливость; сказать сыну, что он еще слишком молод и ему еще многому нужно научиться, но всегда отвечал на все его вопросы очень серьезно.
– О-о! Наверное, он хочет узнать о защите замков, о численности их гарнизонов, о состоянии дорог, в общем, найти ответы на тысячи вопросов, интересующих всякого хорошего полководца, а их Саладин – из лучших.
Остальные гости теперь, когда их перестало стеснять присутствие турка, начали бурно обсуждать последние новости. Один из сидящих за столом держал свой путь к побережью из Иерусалима, и ему было что порассказать о положении дел в столице.
– Плохие новости, – мрачно сказал он.
– Плохие! – прорычал сир Майлс. – Пришло время снова взяться за оружие и поставить проклятых турок на место. Перемирие слишком затянулось. Мы прибыли в Святую землю не для того, чтобы жить в мире с погаными осквернителями Гроба Господня.
– Но они выставят против нас мощную армию, сир Майлс, – возразил другой рыцарь.
– Пуф-ф! – одним щелчком заплывших жиром пальцев разозлившийся иоаннит словно смел со стола войска турок. – Что нам за дело? Мы так часто колотили этих иноверцев, что разобьем Саладина наголову. Как всегда!
Сир Хьюго смотрел на своего гостя с едва сдерживаемым раздражением.
– И как же мы их разобьем, Майлс? – спросил он. Амори де Бетсан удивленно повернулся к барону, хлопая голубыми глазами.
– Что за вопрос? У нас же есть рыцари, мессир Хьюго.
– Сколько рыцарей у вас в Аскалонском гарнизоне? – спросил снова барон.
– О! Около двадцати.
– А в Ибелине? – достойный барон обратил свой взор на другого госпитальера.
– Пятьдесят. Не все в строю, конечно, – признал сир Майлс.
– Вот именно. И такая же ситуация во всех крепостях Леванта. И какие же силы мы выставим против их войска? – настойчиво продолжал спрашивать сир Хьюго, отодвигая от себя вазу с фруктами. – Тысячу рыцарей? Уж конечно, не больше.
Гости мрачно кивнули. Барон затронул наболевшие вопросы: слабая боеспособность Латинского королевства Иерусалим, постоянная пугающая нехватка людей. Приток рыцарей с Запада иссякал, даже в рядах военно-монашеских орденов на берег сходили единицы профессиональных рубак.
– Нам приходится выбирать, – продолжил сир Хьюго. – Или мы будем защищать наши крепости, и тогда не сможем собрать войско, или бросим замки на произвол судьбы, отправив гарнизоны на поле боя.
Спор продолжался, а в это время Филипп, уставший после долгого пути, начал клевать носом. Все это он уже слышал раньше, и ему казалось, что из этого тупика нет выхода. Вооруженные рыцари составляли главную силу любой армии тех времен, хотя, конечно, нельзя было преуменьшать в сражении и роль пехоты и лучников. В простых солдатах королевство Иерусалимское недостатка не испытывало – при необходимости можно было собрать довольно большое войско в очень короткий срок. Но что это были за вояки! Слабым местом христиан – если не сказать постоянным кошмаром – стало отсутствие достаточного количества рыцарей, этих профессиональных воинов, учившихся владеть оружием с детства и обладавших знаниями ведения боя.
– Что мне делать завтра с Юсуфом, отец? – спросил Филипп после трапезы.
– Поезжайте на соколиную охоту. Может быть, я присоединюсь к вам.
Филипп кивнул, но, наверное, на его лице появилось выражение замешательства, и барон улыбнулся.
– Боишься, что он увидит? Нам нечего беспокоиться. Нам нечего скрывать, а если бы даже и было, то, я думаю, Юсуф вскоре все равно все узнал бы. Кажется, он умный человек.
Все гости уже покинули замок, когда на следующий день сир Хьюго, Филипп и Юсуф аль-Хафиз с соколами на перчатках и в сопровождении сокольничих выехали на охоту.
На большой дороге было людно: казалось, яблоку негде упасть от повозок, лошадей и мулов, движущихся в обоих направлениях – торговля между Востоком и Западом шла полным ходом. Среди торговцев и простолюдинов шествовало много пилигримов, поскольку через город лежал кратчайший путь от побережья в Святой город. Желающих побывать в Иерусалиме не убывало. Паломники побогаче ехали верхом, но большинство передвигались пешком. У Филиппа вызывали искреннее восхищение эти люди всех национальностей и возрастов, упорно идущие вперед со своими мешками и сумами среди постоянной жары, в серых одеждах и в шляпах с широкими полями. Филипп любил смотреть на пилигримов, и, надо сказать, особый интерес, по его мнению, представляли именно шляпы – он уже научился по знакам на них определять, каким святыням успел поклониться тот или иной обладатель незамысловатого головного убора.
Филиппа остановил какой-то человек преклонного возраста. Из-под широких полей его шляпы свисали длинные седые волосы: паломники часто давали обет не брить бороды или не стричься, пока не завершат свой путь по святым местам.
– Не могли бы вы указать мне место, где я бы мог найти пристанище на ближайшую ночь, мой господин? – спросил старик. – Мои ноги стерты до крови, и я не могу сегодня продолжать путь.
– Можете остановиться в замке моего отца, в Бланш-Гарде, – ответил Филипп. – Это прямо за холмом. Управляющий накормит вас и даст вам целебной мази для ног.
Бросив взгляд на шляпу старца, Филипп решил про себя, что перед ним необычный пилигрим: почти вся шляпа была покрыта знаками известных святых мест, которым поклонился этот человек. На шляпе был повязан чудотворный платок с изображением лика Христа, который давали тем, кто посетил Рим; поля украшали необычные эмблемы устричных раковин Компостеллы, где находилась могила Святого Иакова; голова Иоанна Крестителя из Амьена и всякие другие диковины.
Но один символ оказался незнаком Филиппу.