Рыцарь-крестоносец

Уэлч Рональд

Филипп все время смотрел на самого разговорчивого из новичков Уолтера де Ножента. У него был облик настоящего простолюдина; его еще довольно молодое тело начало уже заплывать жирком, хотя с первого взгляда было понятно, что это человек незаурядной физической силы. Он был высок и широк в плечах, с мускулистыми руками и бычьей шеей; от крыльев носа к уголкам рта пролегли глубокие складки, а тяжелый подбородок в сочетании с толстыми губами придавал ему свирепый вид.

Но де Ножент совершенно не знал, как вести себя в окружении этих расфуфыренных безусых петухов. Дома он привык, что все его знакомые и сам он в том числе изъяснялись на простом языке, называя вещи своими именами, и не тратили время на словесные излияния и ненужные споры, напрямик выкладывая все, что у них было в голове. Но Восток преподал христианам другой урок: перед тем, как перейти к цели разговора, эти люди некоторое время обменивались вежливыми фразами ни о чем. По сложившейся уже традиции, мнения высказывались в немного безразличной манере, как леденцы в блестящей обертке, завернутые в красивую фольгу изысканных словоплетений.

Поэтому де Ножент, вглядываясь в окружающие его вежливые лица, не мог ничего на них прочитать, за исключением лица Филиппа, который, конечно, еще не научился сдерживать, скрывать свои чувства: он смотрел на нормандца с удивлением, смешанным с недоверием и недоброжелательством. Де Ножент, поймав на себе его взгляд, резко спросил Филиппа:

– А вы что думаете, молодой человек? Или вам по душе нехристи? – Филипп заметил, что он сделал особое ударение на словах «по душе».

– Я встречал много турок, – тихо сказал Филипп, с трудом сдерживая нарастающее в нем раздражение. – Уверен, и вам придется в скором времени познакомиться с ними поближе.

Де Ножент нахмурил густые брови и оскалил зубы в улыбке, в которой Филипп уловил саркастическое выражение.

– Полагаю, вы принимаете этих подонков у себя в замке, – проговорил он. Светло-голубые глаза с презрением осмотрели богатые восточные одежды Филиппа, сандалии и, наконец, загорелое дочерна лицо. Потом он немного разочарованно протянул: – Значит, вы пуллан. Да, именно такими я себе их и представлял по рассказам.

Филипп сжал кулаки, но все еще сдерживал себя. Бросив взгляд на Джосселина, он увидел, как тот активно мотает головой.

– Да, вы не ошиблись, мы и вправду принимаем иноверцев у себя в замке, – ответил он, вспоминая изысканные, вежливые манеры Юсуфа аль-Хафиза и мысленно сравнивая его со стоящим перед ним неотесанным мужланом, не в пользу последнего, конечно. – И должен вам сказать, что предпочитаю их общество знакомству с некоторыми известными мне франками.

Все вокруг застыли в ужасе, наступила тяжелая тишина. Опомнившись, вперед шагнул Джосселин, но, кажется, он опоздал со своими объяснениями.

– Полагаю, вы имеете в виду меня! – угрожающе проговорил де Ножент, ощутивший почву под ногами в бесконечной топи словоплетений. Он почувствовал себя в своей стихии и решил поставить на место этого мальчишку.

– Конечно, – просто ответил Филипп.

На бычьей шее де Ножента заиграли вены, обнаруживая распиравший его гнев.

– Ты, вонючий маленький сириец! [33] – прорычал он. – У меня появилась неплохая мысль: взять кнут и научить тебя, как нужно разговаривать со знатным нормандским сеньором.

Филипп удивлялся сам себе: ему удавалось сдерживаться до этого момента, несмотря на то, что все д'Юбиньи отличались вспыльчивостью нрава и сам он отнюдь не представлял исключения. Но теперь?! В его голову ударила горячая волна кипящего гнева; легкая вуаль восточной вежливости, которую он с таким трудом учился носить, внезапно улетучилась; юношу терзало неудержимое желание сбить с ног этого жирного хама и хлестать, хлестать по лицу…

33

Территория Святой земли и государства крестоносцев включала в себя в основном земли Сирии и Ливана. Местные жители служили завоевателям, будучи, по существу, рабами. Таким образом, де Ножент просто называет Филиппа рабом, намеренно пытаясь оскорбить его.

– Филипп! – услышал он крик Джосселина, переходящий в визг, и чьи-то руки крепко обхватили его сзади, сдерживая его порыв.

– Оставьте его, – сказал де Ножент. – Маленькому пуллану нужен хороший урок.

– Не валяй дурака, де Ножент, – холодно проговорил Жан де Дюр. – Филипп д'Юбиньи – чистокровный нормандец из одного из древнейших родов герцогства. Его дед участвовал в Первом крестовом походе с другими рыцарями под предводительством самого Роберта Нормандского, и ему был пожалован титул за отвагу при штурме Антиохии.

Де Ножент, услышав это, на мгновение совершенно растерялся. Вытирая пот, заструившийся по его лицу, он почувствовал, что промахнулся, но потом упрямо помотал головой.

– Что ж, все равно хороший урок ему не помешает, – проревел он.

– Филипп еще очень молод, – снова выступил вперед Джосселин, поднося к ноздрям надушенный платок и оглядывая де Ножента с ног до головы с таким же презрительным равнодушием, с каким, наверное, бросал стертую монетку прокаженному оборванному нищему на улице Иерусалима.

– Не вмешивайся, Джосселин, – посоветовал Филипп, немного успокоившийся, но все еще сжимавший и разжимавший кулаки.

Джосселин повернулся к нему и тяжело вздохнул, поняв, что ссора все-таки неизбежна и что Филиппу придется отстаивать свои принципы до конца.

– За Силоамскими воротами, – сказал Филипп, – за час до заката. Точнее, у купальни Силоам! [34] Там многие встречались.

– Где это? – спросил де Ножент. Ему поспешили объяснить, и скоро были оговорены все условия предстоящей схватки: сражаться они будут пешими, на мечах и со щитами, до тех пор, пока один из них не признает себя побежденным.

34

Силоам (Шилоах, Геон, Тихон) – единственный круглогодичный источник в Иерусалиме. Он проистекает из грота у подножия горы Офель в долине Кедрон на востоке Храмовой горы. Через выкопанный тоннель вода из источника поступает в пруд Силоам внутри города.

Филипп развернулся и в сопровождении Джосселина покинул дворец.

Глава 3

ПОЕДИНОК У КУПАЛЬНИ СИЛОАМ

– Ты просто ничего не смыслящий в жизни дурак! – в сердцах проговорил Джосселин, когда они вышли из дворца, и им в глаза ударило яркое сияние солнца. – Де Ножент – взрослый мужчина, к тому же самый хладнокровный убийца из всех, о ком мне довелось слышать из вновь прибывших. Он снесет тебе голову, Филипп!

– Ничего, я смогу за себя постоять, – уверенно ответил Филипп.

– Ну конечно, сможешь! – саркастически воскликнул Джосселин, сбрасывая маску равнодушия и забывая о всех своих величественных манерах, – он был очень привязан к своему кузену. – Как же ты сможешь, если еще ни разу не был в настоящем бою и недостаточно хорошо владеешь мечом. Твой старый грек-учитель не особенно хорошо исполнял свои обязанности, должен тебе сказать. Слишком много лишних трюков!

Филипп улыбнулся и покачал головой, прекращая спор.

Несусветная жара хозяйничала в Леванте, иссушающая мозг, мешающая соображать, но он был уверен, что прежде чем зайдет солнце, Джосселин откроет много для себя нового: у старого грека, ветерана знаменитой варяжской дружины [35] , личного телохранителя императора в Константинополе [36] , был свой, особенный взгляд на технику владения мечом.

35

Варягами называли выходцев из Скандинавских стран. Их боевые дружины часто служили наемниками у различных государей Европы.

36

Византийские (константинопольские) императоры (в основном при Комнинах – династия византийских императоров, 1081 – 1185 годы) формировали отряды телохранителей из варягов – выходцев из Скандинавских стран.