Рыцарь курятника
Шрифт:
– Вы все ненавидите графа де Шаролэ? – спросила Комарго, кокетничая.
– Я помню, как однажды в вашей гостиной, желая остаться с вами наедине, он осмелился мне сказать: «Уходите»! На что я отвечал: «Ваши предки сказали бы: «Уйдем» [1] . Будь я простым дворянином, он велел бы меня убить, но, испугавшись моего имени, уступил мне то место, которого я никому и никогда не уступлю.
Проговорив это, герцог любезно поцеловал ручку хорошенькой танцовщицы.
– Помните того мужа, которого он велел убить, чтобы отвязаться от ревнивца? – прибавил Креки.
1
Исторический факт (Прим. авт.).
– У него страсть, – продолжал аббат де Берни, – стрелять для своего удовольствия в кровельщиков, которые работают на крыше его отеля.
– Он уже убил троих или четверых, – заметила Госсен.
– Кстати, – вспомнил Ликсен, – вы знаете последний ответ короля?
– Нет, – отвечала Дюмениль.
– Несколько дней назад, – продолжал князь, – граф де Шаролэ, чтобы доказать свою меткость, побился об заклад, что всадит пулю в голову кровельщика, работающего на крыше монастыря, в двух шагах от этого отеля.
– Это правда. Граф де Шаролэ живет возле меня, – сказала Комарго, – на улице Фран-Буржуа.
– И он убил рабочего? – спросила Сале.
– Наповал!
– Вот чудовище!
– На другой день, – продолжал де Берни, – он пошел по своему обыкновению просить помилования у его величества Людовика XV. Король подписал помилование, а затем подмахнул и другую бумагу:
«Вот ваше помилование и вот еще одно, подписанное заранее, еще без имени, тому, кто убьет вас!»
– Гениально! – вскричала Комарго. – Что же ответил граф?
– Ничего, но, вероятно, он примет к сведению это предостережение.
– Я не скрываю, что не люблю графа де Шаролэ, – сознался Бриссак.
– И я, – сказал Ришелье.
– И я, – прибавила Сале.
– Однако он был очень в вас влюблен, – напомнил ей маркиз де Креки, – он повсюду вас преследовал.
– Я ужасно его боялась!
– Есть чего бояться, – прибавил аббат де Берни.
– Доказательством тому может служить случай с мадам де Сен-Сюльпис, – подтвердила Кино.
– О, это ужасно! – вскричала Сале.
– Разве это правда? – спросила Госсен.
– Да, – отвечал де Берни, – я сам видел, как умерла несчастная женщина. Я принял ее последний вздох, и, хотя тогда был еще очень молод, эта сцена запечатлелась в моей памяти. Я до сих пор слышу крики и проклятия жертвы!
– Граф де Шаролэ убил ее?
– Ради собственного удовольствия.
– Расскажите же!
– Это случилось за ужином, во времена регентства. На мадам де Сен-Сюльпис было платье из индийской кисеи; граф де Шаролэ взял подсвечник и поджег его [2] , чтобы доставить себе удовольствие наблюдать, как сгорит женщина.
2
Исторический факт. Мемуары Сен-Симона, т. ХIV.
– Негодяй! – закричали Комарго, Сале, Софи, Госсен и Дюмениль.
– Это истинная правда! – подтвердила Кино.
– И она сгорела? – спросили все.
– Да! А меня позвали к ней в ту минуту, когда она умирала, – сказал аббат.
– И такие ужасы творит принц крови! – возмутилась Дюмениль.
– Потомок великого Конде! – прибавила Кино. – Брат герцога Бурбона!
– В ту самую ночь, когда граф совершил эту гнусность, – вспомнил Ришелье, – его нашли связанным и погруженным до подбородка в яму, наполненную нечистотами. Рядом валялась его карета, опрокинутая набок, без лошадей, а кучер и два лакея были связаны. Никто никогда так и не узнал, кто отомстил за бедняжку.
– А кого граф обвинял? – спросила Софи.
– Никого. Он и сам не знал, кто его наказал таким отвратительным способом.
– Однако он дешево отделался. Всего лишь принял ванну, – с иронией сказал аббат де Берни.
– Из крови? – спросила Кино.
– Как из крови? – повторила Дюмениль.
– Конечно. Это давняя привычка графа.
– Он принимает ванны из крови?
– Как? Вы этого не знаете? Однако весь Париж только об этом и говорит.
– Неужели граф де Шаролэ?..
– Да. Чтобы поправить свое здоровье, он принимает ванны из бычьей крови.
– Однако говорят и кое-что иное, – заметил Таванн.
– И, может быть, не напрасно, – прибавил Ришелье.
– Что же говорят? – с нервным смешком спросила Дюмениль.
Креки осмотрелся, не подслушивает ли какой-нибудь нескромный лакей, потом, понизив голос, сказал:
– Говорят, что эти ванны, которые надо принимать только в последнюю пятницу каждого месяца, состоят из трех четвертей бычьей и из одной четверти человеческой крови.
У всех присутствующих на лицах отразился ужас.
– Кроме того, – уточнил маркиз, – человеческая кровь должна быть кровью ребенка.
– Какой ужас! – вскричала Сале.
– И граф совершает подобное для поправки своего здоровья?! – воскликнула Дюмениль.
– Полагаю, в надежде помолодеть, – заметил герцог Ришелье.
– Если бы король об этом знал!
– Он не знает – никто не осмеливается ему об этом сказать.
– Довольно, не будем говорить об этом, – заявила Госсен с выражением глубокого отвращения.
– Скажите мне, месье де Таванн, почему ваш друг, Рыцарь Курятника, вдруг сделался врагом графа де Шаролэ?
– Почему… не знаю, – задумался виконт, – но это легко понять. В последний год каждый раз, после того как граф позволит себе какую-нибудь подобную выходку, например стрелять в прохожих, вырывать волосы у лакеев, пытать женщин, которых он любит, на дверях его отеля ночью появляется афиша с очень несложным текстом: «Шаролэ – подлец» и подписью: «Рыцарь Курятника». Вы догадываетесь, что афиша недолго остается на дверях. Граф никак не мог застать врасплох виновного, хотя и отдал распоряжение, но…