Рыцарь Леопольд фон Ведель
Шрифт:
— Разве уже скоро будет бой?
— Да поговаривают. Вот почему те сотни и идут напрасно, они, наверное, погибнут. Я очень удивился, когда вы явились живым.
— Объясните мне это.
— Вы — дитя счастья, считать себя вашим другом — значит, быть счастливым. Вчера по эту сторону Дуная летучий отряд турок убил шесть храбрых рыцарей, едущих к нам, и головы их взяли с собой. Вы проезжали мимо тех кустарников, где лежат их тела. Радуйтесь, что не лежите вместе с ними!
Этот рассказ заставил Леопольда вздрогнуть.
— Разве уже дерутся по эту сторону Дуная?
— Да отчасти. Здесь мы находимся между неприятельскими укреплениями. На северо-западе отсюда лежит Рааб на востоке Домис, а дальше Буда-Пешт и Вейссенбург — очень сильные крепости где развевается знамя полумесяца только Коморн принадлежит императору Турки все еще не нападают на нас войско императора, силы христианской веры и ее храбрых исповедников держат в страхе неверных — дон произнес последние слова с особенным чувством наклонился и совершил крестное знамение. Леопольд с уважением обнажил голову.
— Позвольте, — сказал потом дон, — позвать кого-нибудь, чтобы распорядиться об обеде. — Он тихонько свистнул, и из кустов вышел вооруженный человек. — Спеши скорее на мою квартиру, Царник. Скажи, что я веду знатного гостя слугу и двух лошадей. Пусть Катя пригласит нашего начальника и смотри чтобы черный дракон не беспокоил нас.
Солдат махнул копьем и скрылся в овраге.
— Вы не немец, господин капитан, а этот человек без сомнения поляк. Разве много иностранцев служит в войске?
— Вы здесь увидите все народы и услышите все языки Европы. Ненависть к туркам и верность императору соединила всех, Я — испанец господин и сражался уже под знаменем императора в Италии, Франции и Нидерландах. — Дон углубился в рассказы о своих военных похождениях. Леопольд слушал его с удовольствием, как и следует новичку в военном деле, который может извлечь пользу из рассказов опытного товарища. Беседуя, они доехали до близлежащей части лагеря, той части, которую называли военным обозом. Солнце уже клонилось к закату, и красные лучи его составляли громадный контраст с дымящимися лагерными огнями. Около палаток ложилась тень. Дон ехал очень скоро, и Леопольду не удалось полюбоваться великолепным солнечным закатом и удовлетворить свое любопытство относительно расположения лагеря. Наконец они остановились перед большой палаткой под двумя старыми дубами. Передняя часть полотна была отброшена, и в палатке виднелся уже исправный Царник, и другие солдаты ожидали приехавших.
Они сошли с лошадей.
— Позаботьтесь о лошадях знатного иностранца, — приказал Ефра, — и не позволяйте ничего делать его слуге.
Николас Юмниц с двумя лошадьми последовал за поляком, который впереди вел лошадь капитана. Леопольд же с испанцем и другими офицерами вошел в палатку. Внутри полотняный дом освещался несколькими факелами, укрепленными на деревянных столах. За накрытым столом сидел довольно полный господин в высокой белой шапке, на нем была испанская куртка, шаровары и плащ темно-красного цвета. Цепь чиновника на шее и маленькая командорская палка, обитая серебром, показывали в нем начальника или высшего чиновника. По его лицу можно было заключить, что он сильный поклонник бога Бахуса, красное лицо представляло контраст с поседевшей бородой и белыми густыми бровями.
— Отлично, Оедо, — воскликнул он. — Кто это с вами?
— Дворянин с севера, мой начальник. Господин Леопольд фон Ведель, наследник трех больших родовых имений в Померании! Он думает вступить в рыцари! А вам, — обратился он к Веделю, — рекомендую главнокомандующего нашим лагерем, высокоблагородного генерала Фейта фон Мюмингена!
— Ну, без церемоний! — красный довольно милостиво потряс руку Веделя. — Мы на войне с товарищами обращаемся без всяких церемоний. Вы устали и голодны, дон, прикажите подавать кушанья, и мы поздравим господина Веделя со вступлением на императорскую службу. — Генерал указал Леопольду место около себя, и все общество заняло места и приветствовало нового рыцаря звоном стаканов. В это время вошел Флорин, сделал тихо донесение капитану и уселся также за стол. Дон сел недалеко от Леопольда и оставил между собой и им место, как будто ожидая кого-то. Действительно, через несколько минут явилась женщина и села между ними.
— Это — Катерина, господин Ведель, — сказал Оедо, — незаменимый товарищ в наших опасных делах, прекрасная собеседница в свободное время и наша любимая хозяйка. Вам понравится ее веселое общество.
Леопольд поклонился Скоро все занялись тарелками и бокалами Леопольд не был особенно удивлен встретив здесь женщину, как будто он хорошо знал военные обычаи того времени, когда каждый офицер возил при себе женщину.
Кате было около двадцати лет, она была отлично сложена, гибкий стан и черты лица были красивые, но что-то напоминало Сидонию фон Борк: взгляд ее черных глаз постоянно менялся и был, то слишком вызывающий, то необыкновенно хитрый.
Одежда этой дамы была поразительна и не свойственна женскому полу. Темно-зеленое платье было так коротко, что виднелись не только венгерские полусапожки, но даже полные икры в белых чулках, сверху платья она носила мужской сюртук с желтыми испанскими рукавами, обшитый красным шелком и серебряными галунами. Шарф из такой же материи охватывал талию и с правой стороны имел кожаный карман, как обыкновенно носили хозяйки того времени. Распущенные роскошные черные волосы покрывались шапочкой из темного волнистого меха. Широкая красная лента опоясывала шапку, у которой впереди были пришиты три или четыре длинных пестрых пера. Катя была не только эффектна, но обращение ее было несравненно свободнее того, которое Ведель привык встречать у женщин. На самом же деле поведение Кати не имело ничего предосудительного в себе, тем более, что его соседка умела хорошо маскировать свои женские капризы. Тон собрания был шутливый и дружеский. Рассказы дона и сознание того, что он спасся от смерти и находится теперь в лагере, сильно подействовали на Леопольда, он был очень доволен и доверчивее обыкновенного стал относиться к людям. Катя весело поздравила его и осушила бокал за будущую военную славу. Все присутствующие, а особенно Леопольд ели с большим аппетитом, а потому во время обеда разговор не вязался. Когда удовлетворили голод, быстро наливались и опустошались бокалы шипучего венгерского.
Испанец не мог забыть о Хаде и спросил, не знает ли кто, где теперь безумная старуха?
— Далеко на востоке, у Датиса, — отвечала Катя. — Она сказала Царнику, что не воротится раньше трех часов.
— Больше вина сюда, Эльрих! — закричал красный. — Уберите стол, а то поплясать негде!
— Поляк еще у лошадей? Позаботьтесь накормить слугу иноземного господина!
Катя шутя чокнулась с Леопольдом, и он спросил ее:
— Долго ли вы находитесь в военном лагере?
— Шесть или восемь лет, господин, постоянно с нашим веселым полком и любезным доном. В странах многих монархов перебывала я и видела частые перемены военного счастья. Ба, да это, кажется, игра! — Она опустила руку в карман и вытащила полдюжины костей. — Бросим мы равное число — побеждаем, бросим мало — приходится в крови лежать на поле, и неприятель топчет нас своими лошадьми!
— Да, да, — вздохнул, улыбаясь, фон Мюминген. — Она говорит справедливо! Что есть у нас? Кроме нескольких веселых часов среди приятелей, вечная нужда в жизни и кровавая работа. Наше сословие было бы самое жалкое, если бы солдаты не получали добычи и славы. Завоевание добычи и славы — чистая игра в кости, а все-таки, господин, постоянно с новым особенным удовольствием предаешься риску, возбуждению, надеждам на выигрыш и проигрыш. Мы походим на любовников, для которых наслаждения всегда новы и приятны! Вы, наверное, ничего не знаете об этом, молодой человек?