Рыцарь Леопольд фон Ведель

Брахфогель Альберт Эмиль

— Ого, генерал! — Оедо подпрыгнул. — Как рыцарь я ставлю ту же сумму. Согласны, господин Ведель?

— Конечно! — воскликнул возбужденный Леопольд. — Я никогда не отступаю.

— Вот это накал! — закричал Флорин. — Стоит шестьсот восемьдесят каролинов! Кто возьмет этот жирный кусок?

Леопольд поспешно вынул мешок с деньгами и отсчитал двести золотых. Влияние выпитого вина, новая, доселе неизвестная ему прелесть игры, презрение к деньгам, гордое желание показать свое положение, — все это вместе

заставило его броситься в игру, последствия которой трудно было предугадать.

На этот раз Леопольд проиграл Оедо, но не остановился на этом. Он поставил еще и снова проиграл, желание воротить проигрыш возросло у него до мучения! Достойный сожаления в эту минуту, он продолжал играть, пока через полчаса не лишился всех денег и обеих лошадей.

— У меня нет ничего больше! — Леопольд встал, покачиваясь, и схватил себя за голову, кругом все завертелось.

— Perdida! — засмеялся Оедо, не в состоянии больше удержаться, — померанский дурак обобран!

Взрыв смеха и восклицаний последовал за словами испанца. Леопольд выпрямился и побледнел, — эта насмешка сразу отрезвила его.

— Что вы осмеливаетесь говорить? Вы обобрали дурака из Померании? Вы, значит, ложью и мошенничеством отняли мое имущество. После этого вы не солдаты, а подлецы! Я сейчас вырву у тебя мои деньги, несчастный! — Он вытащил шпагу.

Последовал общий взрыв ярости. Кругом обнажили шпаги, и Ведель сделался бы непременно жертвой своего безрассудства, но его спасла женщина, пробравшаяся среди сражающихся и прикрывшая его своим телом. То была Десдихада, черная наездница.

— Что здесь случилось? — воскликнула она решительно. — Вы отобрали у него все в игре, я это вижу! Но вы, Оедо, расставили ему западню!

— Безумная, старая ведьма! — прошептал Мюминген. — Он сам согласился играть. Кто же его просил мешаться в наше дело?

— О да, вы постоянно так заманиваете. Оедо, я требую, чтобы вы возвратили господину все его деньги. Все деньги. Вам ведь известно, что я могу не только быть хорошей, но также и беспощадной. Деньги сюда, я говорю!

— Ни одного талера, пока я жив! — отвечал Оедо. — Слушай, он сам проиграл все свое имущество.

— Ну, хорошо! Мне жаль вас, господин, — обратилась Хада к Леопольду. — Идите отсюда. Благородный человек не должен оставаться среди мошенников и всякого сброда, от которого бежит даже слуга.

— Попридержи свой язык, проклятое сатанинское мясо! — загремел Мюминген и ударил палкой по столу.

— Как ты смеешь говорить это, несчастное творение, — прошипел Оедо. — Смеешь ли ты позорить мою благородную кровь за долголетнее доверие к тебе!

— Ха, ха, твоя благородная кровь, Ефраим! Не хочешь ли, я назову твое испанское родовое дерево?

Оедо взбесился.

— Однако довольно о пустяках. Успокойтесь, добрый господин Ведель. Что

же это, Хада, ты так человечно относишься к нему? Ха, ха, мы ограбили высокомерного дурака, и он теперь не может быть рыцарем и даже пешим воином. Она справедлива, добрый померанец, вы попали в среду мошенников, деньги же ваши проиграли, хо, хо, профосу и палачу. — При этом он указал на красного. Сами же вы останетесь также у нас, мы обыкновенно так вербуем новых мошенников, мой милейший осел. Тебе же, старуха, очень благодарен за рекрута.

— Лучше бы я погиб! — воскликнул Леопольд от ужаса, прижимая руки к лицу.

Раздался дикий взрыв смеха.

— Стоит мне захотеть, и я сегодня же отомщу вам, Оедо, и даже вам, профос. Я знаю всю твою позорную жизнь, Ефраим. Ты скоро узнаешь, почему я прежде была привязана к тебе.

— Ну, молчи, старая ворона!

— Хорошо! — Она вынула из полы старого сюртука кожаный кошель и угрожающе бросила его на стол. — Вот твои сокровища, которые хранились у меня, а здесь, — она вынула мешок, — тысяча крон. Хочешь их взять за этого господина?

— За Леопольда? — захохотал дон. — Бери его тотчас же, ведьма. Осел не стоит тысячи крон, поэтому я прибавляю тебе и его слугу. Но лошадей я не отдам, он их проиграл!

— Я их и не требую. Не вешайте головы, молодой человек. Я приведу вас к людям, достойным вас. — Она взяла руку Веделя. — Тебе же, Ефраим, — она сделала угрожающий жест против Оедо, — говорю на прощание: конец как Манассии и его жены в Сарагоссе!

— Бог Авраама! Иисус Мария! — воскликнул апокрифический дон и стал отмахиваться руками от ужасного воспоминания, которое в виде призрака показалось перед его глазами.

Леопольд оставил этот вертеп в состоянии, среднем между отупением и удивлением. Таинственная женщина увлекла его.

Женщина, спасшая нашего героя в таком беспомощном положении, поспешно тащила его из этой части лагеря. Леопольд совершенно ничего не видел среди темноты и дыма лагерных костров, пораженный неожиданным событием, невольно шагал он за спутницей к тому месту, где стояли бывшие его лошади. Около них находился поляк, а недалеко от него на сене сидел печальный Николас Юмниц. Снова проснулся в Леопольде стыд за легкомысленный поступок при виде своего прекрасного коня.

— Бедное животное, — простонал он, — каким жалким образом мы расстаемся с тобой! — юноша потрепал лошадь и поцеловал ее в морду. — Безумный, я проиграл своего любимого коня!

— Раскаяние ваше пришло слишком поздно, молодой господин, — заметила ему старуха. — Позовите слугу и перейдем скорее через подъемный мост, пока его не сняли.

— Идем, Николас. А ранец также проигран?

— Единственное, что я спас от мошенников. — С этими словами Юмниц вытащил ранец из-под сена.