Рыцарь Леопольд фон Ведель
Шрифт:
— Ну, этого не будет. Я хорошо узнал ваше ремесло и вовсе не желаю быть с вами, что я, к сожалению, должен. Какое дело вам до меня?
— Да, гордый господин, — ответила она мрачно, — какое мне дело до вас! Прощайте, до штурма. Тогда, может быть, я вам и понадоблюсь!!
Она бешено бросилась на лошадь и скоро исчезла.
«Может ли совмещаться в сердце этой женщины такая грубость и глубокое чувство, разврат и самоотверженность? Может ли Сара быть Десдихадой?» — Так думал наш герой, входя в квартиру. Хотя он и сказал ей с презрением: «какое ей дело до него», но тем не менее он
В следующие два дня Дотис был крепко обложен императорскими войсками. Штурмовать сильную крепость, защищенную множеством храбрых людей, и теперь даже очень нелегкое дело, а тогда и вовсе почти невозможное при несовершенных средствах для нападения. Искусство, с которым Вальдердорм произвел неожиданное нападение и занял самую слабую сторону крепости, очень облегчило штурм, но все-таки дело было очень опасно и кровопролитно.
Обстрел Дотиса продолжался беспрерывно два дня и две ночи, и очень странно, что на огонь императорских войск из крепости стали отвечать только на третий день. Вследствие роковой лени и беспечности, свойственной Востоку, паша не распорядился раньше установить и приготовить орудия, полученные незадолго до осады из крепости Пешта. Только уже после начала действий и опустошительной бомбардировки турки взялись за разум. Многочисленные пожары от бросаемых ядер сильно опустошили все части Дотиса. Турецкие орудия были расставлены очень поспешно и дурно, несмотря на близость неприятеля, их огонь производил незначительное действие. Наконец стали приготовляться к главному штурму в ночь на третий день.
Усердие осаждавших утроилось при известии, что император прибудет во время штурма и лично въедет в разрушенную и взятую крепость.
В последнюю ночь были отвезены назад батареи и защищавшие их габионы и фашины. Чтобы обезопасить эту работу, Оедо с его шайкой было приказано перебраться при наступлении ночи через вал и произвести ложный приступ.
Это приказал сам Вальдердорм, но, зная хищнические инстинкты шайки и громадные богатства паши, он запретил Оедо и его товарищам под страхом виселицы и колесования входить в город прежде взятия цитадели.
Настало утро. Барабаны ударили приступ. «Император здесь!» и «Аллах» — раздались военные крики. Императорские фланговые отряды ударили с двух сторон на город, а центр, прикрытый огнем батареи, оставался неподвижен. Ужасная свалка происходила у брешей, дрались один на один. После неимоверных усилий императорские войска были отброшены. К одиннадцати часам потребовались резервы, и спешенные рыцари пошли на турок. Полуденное солнце жгло невыносимо. В это время торжествующие крики христиан возвестили полную победу в обеих частях города. Тогда бросились вперед Вальдердорм и Зиппен.
— Харстенс, — закричал первый, — мы снова увидимся в крепости! Наступайте и вы, когда мы перейдем брешь!
Оба отправились во главе своих отрядов. С барабанным боем и криками «ура!» перешли они ров и достигли бреши. Они не встретили сопротивления
— Господин Харстенс, — начала она очень серьезно, — не торопитесь, не бросайтесь к бреши, пока над цитаделью развевается синее знамя. Вам никогда не удастся поставить на его место императорский орел.
— Что означает развевающееся там синее знамя?
— Вы скоро увидите это сами!
— Хорошо, я посмотрю, но оставаться здесь более не могу.
Через минуту в обеих частях города раздался воинственный крик, еще громче и ужаснее прежнего.
— Я не могу не броситься на турок, мошенники уже там. Неужели сволочь будет иметь преимущество перед знаменем Вальдердорма?
— Копья на плечи! Сомкнись! Вперед!
С криками «Вальдердорм!» бросились они к бреши через ров. Начальник первого отряда Николас Плате первым пробрался к пролому по крутому обрыву.
Туча пуль и татарских стрел полетела с цитадели на нападающих. Простреленный в голову Плате скатился назад с обрыва.
— Стой, стой! — кричала Десдихада и указывала наверх. — Ждите! Там развевается синее знамя!
Действительно, на башне высоко развевалось синее знамя паши.
— Вперед, кто из вас не продажная собака! — гремел Харстенс. — Император, император!
— Ради Бога, не следуйте за ним! — старуха схватила Леопольда за копье, а Гарапон заслонил ему дорогу. Юмниц же с прапорщиком уже стояли за брешью.
Леопольд с яростью хотел вырваться. В это время последовала ужаснейшая картина. Небо и земля задрожали. Снопы огня поднялись к небу и разрушили все окружающее.
Паша Аль-Мулюк, после падения Дотиса, с гарнизоном и цитаделью взорвал себя.
Как от урагана упал Леопольд. Десдихада с Гарапоном и остальные солдаты также не удержались на ногах. Через несколько минут все утихло. Старуха встала первая и подошла к Леопольду.
— Вы ранены?
— Нет, нет! Оглушен!
— Вот теперь время, если вы хотите утвердить знамя на крепости, — прошептала она ему на ухо. — Следуйте за мной!
Копье было потеряно. Леопольд вынул шпагу и обернулся назад. «Вперед, кто цел из вас! Знамя, знамя Вальдердорма!» — он бросился с Десдихадой к бреши, около ста храбрецов следовало за ним. Весь разбитый, лежал храбрый Харстенс со знаменем в руках, в десяти шагах от него лежал Юмниц.
— Берите знамя! Вперед, я знаю дорогу!
Ведель со знаменем в руке прошел через брешь, а потом через разбитые ворота цитадели среди ужаса и опустошения, голова у него кружилась. Но старуха, как кошка, указывала ему дорогу. Вверх, от одной дымящейся кучи мусора до другой, по площадке стены, потом по изломанной и колеблющейся лестнице к самым зубцам башни, от которой осталось всего только две стены, отважно взбиралась она, ведя за собой Леопольда и еще нескольких храбрецов. Наконец, они стояли наверху, среди уничтожения и смерти. Палящее солнце, его мать, смотрело на него! Юноша понял всю торжественность и значение этой минуты и поднял знамя: