Рыцарь ночи и Луна

Ром Полина

– Ха! Так сил-то у тебя нет! Ну, на наш огород еще так-сяк хватает, да и то - потом в лежку лежишь сколько дней, толку от тебя никакого, а кормить, небось, надо каждый день! Правильно мать говорит – нахлебница ты и есть!

В руке у меня был кусок сероватого хлеба – именно его Лита мне в руки и сунула. Беседа была тяжелой и неприятной, она, почему-то, была свято уверена, что Алуна, ну, теперь, значит уже, я – бездельница. Если ее мать – моя мачеха, то возможно, с ее подачи и идет такое отношение.

Я отщипнула немного хлеба и начала жевать. Не слишком

вкусно, но хоть немного утихомирит слабую ноющую боль в желудке.

– Лита, а если я не буду пользоваться магией? Ну, чтобы не лежать потом. Я ведь и руками могу все делать, того же жука собирать и полоть, что нужно.

Она как-то странно посмотрела на меня и дернула плечом. Смысла я не поняла.

– Лита, ладно, давай оставим этот разговор. Скажи, маму твою я уже видела, а где отец?

– Ну ты и наколдовалась в последний раз! Неужли не помнишь?! – в голосе ее звучало не столько изумление, сколько некая брезгливость, что ли…

– Лита, я не шучу, я действительно ничего не помню.

– Добровольцем твой папенька ушел. Собирали тогда тех, кто может оружие держать, у кого хоть малая толика есть магии. Это уже после войны было. У нас-то, хвала Силе, все тихо было. А у города банды, говорят, воевали. Страсть, что творили! Ну, мать ему и сказала – иди, что добру-то пропадать, хоть какую копейку в дом принесешь. Голодно тогда было очень, я-то вот помню. Больше и не вернулся. Весь отряд их так и похоронили где-то под Лейном.

– Что значит – мой папенька? А твой?

– Так не родной он мне. И ты мне – не сестра!

– Понятно. А братья твои, они тоже мне чужие? Или...

– Конечно, чужие! Мать вдовой честной была, когда за твоего отца вышла.

Помолчали. Я терялась и не знала, что нужно спрашивать в первую очередь.

– Лейн – это что?

– Город. Там, где замок черного рыцаря. Спит он там, а в городе все-все есть! Я была, еще когда порталы работали, давно…

– А сколько тебе лет?

– Двадцать два уж, скоро замуж пойду!

– А вот этот шарик, ну, в руке у тебя… Это что?

– Это со старых времен светляк остался. Их уже мало, раньше то у всех было сколько надо. Тухнут они.

На мой взгляд замуж ей было рановато – выглядела она, дай бог, лет на шестнадцать, но кто бы меня спросил.

– А мне сколько лет?

– Двадцать, вроде бы…

– А рыцарь этот – он почему спит?

– Так это он портал запечатал! Говорят – герой он.

– Он мертвый?

– Ну ты и дура! Говорю же – спит! Колдовской такой сон!

Ничего я не поняла, однако переспрашивать не рискнула. Мы говорили не слишком долго – снизу Литу окликнула моя мачеха:

– Ужинать иди, стынет все.

Меня не пригласили, но я уже и так поняла, что в семье Алуна – изгой. Я сидела на сене, щипала хлеб и думала, что и как нужно сделать, чтобы выжить. Хорошо это или плохо, но зачем-то мне дана эта молодость и здоровое тело. Пусть и слабое от недоедания, но не убиваться же мне второй раз!

Мыслей, особо-то, не было. Слишком мало я знала про этот мир. Одно поняла точно –

магия вызывает неприязнь и, похоже, зависть окружающих. Думаю, если бы семье было невыгодно использовать магию девочки Алуны для огородных работ, то и не использовали бы. Зато потом, когда она лежала слабая и беспомощная – вполне можно было обзывать ее бездельницей. Не знаю, что при этом чувствовала она, а я точно больше не стану делать вот это вот странное руками – это обессиливает меня.

И еще я поняла – здесь нет никаких магических академий, никто и ничему не будет меня обучать. Нужно самой понять, как это работает. Просто для того, чтобы не было больше вот таких непроизвольных вспышек, как с кроватью. Хорошо уже то, что мое беспамятство никого особо не смутило. Напротив, Лита как будто радовалась, что я ничего не помню. Наводило меня это на дурные мысли – а от колдовства ли обессилила Алуна?

Сидеть просто так было довольно бессмысленно, потому я пошла во двор – хоть осмотрюсь.

Семья уютно устроилась за столом. Ели какую-то густую похлебку, пахло пряной травкой и мясным бульоном. Старший из братьев, громко сербая с ложки, приговаривал:

– Ох, и хороша сегодня! Прям объедение!

Это было настолько мерзко и унизительно, что у меня опять навернулись слезы на глаза. Я прошла мимо жрущей семейки и вышла за калитку. Надо подумать, может быть я смогу найти работу в селе. Или попробовать перебраться в город. А для начала – нужно что-то решить с кроватью. То, что я обмочилась – следствие бессилия после магии. Возможно, если бы меня кормили нормально, я бы и не была такой слабой.

Я сидела за плетеным забором дома на обычной деревенской лавочке, рассматривала сельскую улицу, лежащую у двора напротив меня в теплой дорожной пыли зевающую собаку, и обдумывала последовательность действий. Первое, в чем я нуждалась – информация. Лита явно не была достаточно хорошо осведомленной о событиях в мире. Ладно, мир подождет, есть дела поважнее.

Мой дом был крайним на этой улочке. А пока – я видела вдалеке, за деревьями, проблески воды. Если там река – нужно вытрясти мокрую солому из тюфяка, отнести на реку и постирать то, что я с себя сняла и чехол от матраса. До завтра он высохнет, а у меня будет хоть какая-то одежка на смену.

Кусок мыла, самого обычного, хозяйственного, со специфическим, незабываемым запахом, нашла в глиняном черепке на окошке в своей «спальне». Порадовалась, что не нужно просить. В ящике с бельем отыскался еще и мешок с хламом – пара сломанных гребней, маленько зеркальце с ручкой в красивой резной рамке, несколько витых шнурков и нитки-иголки-ножницы.

Зеркало я взяла с собой – в помещении было слишком темно, а давать мне светляка никто не собирался. Тюфяк вонял, та же, как и сорочка. Мокрую солому я вытрясла на кучу навоза – возле курятника увидела. Дотащила все до берега неширокой речушки, бросила в воду тяжелый чехол и села рассматривать себя. Пусть в голове клубок из обрывков информации, страха и неуверенности, но на голове-то не обязательно колтуны носить.