Рыцарь с железным клювом
Шрифт:
Неизвестно, заметил ли это Кошмарик, или же у него были собственные доводы, но он решительно сказал:
– Нет, Вовчик, на остров мы с тобою не попремся! Я той гудящей жути больше слышать не хочу! Давай-ка мы с тобою в дот финский слазаем, там поковыряем.
Володя с облегчением вздохнул, хотя постарался сделать это как можно незаметней, и огорченным голосом спросил:
– А что за финский дот? Что мы там будем ковырять?
Кошмарик усмехнулся полупрезрительно, дивясь Володиному недоумию:
– Ну ты даешь! Не знаешь разве, что здесь неподалеку линия Маннергейма проходила,
– Оружие, что ли?
– навострил уши Володя, прекрасно сообразивший сразу, что можно разыскать под развалинами дота.
Но Кошмарик пренебрежительно махнул рукой:
– На кой сдалось оружие это! Ну, есть там, впрочем, старье ржавое дрянь всякая. Нет, я оружием не балую - за него, - с деловитым видом заметил Ленька, - срок можно заработать. Мне другое интересно, я...
– он замолк на минуту, как бы не решаясь открыть секрет, - золотишко там ищу.
Володя удивился:
– Откуда же там золото?
А Кошмарик пошмыгал носом, улыбнулся нагловатой, натянутой улыбкой, сказал негромко:
– Откуда, откуда... Мало, что ли, человек с собой золота носит? Солдаты, офицеры наши, ихние тоже его имели. Зубы, например...
Как ни смотрел Володя на Кошмарика с уважением, но здесь-таки не выдержал:
– Ну и мразь же ты!
– поднялся с камня.
– Коронки золотые ковыряешь... твои слова... у мертвых?! Да?!
Кошмарик тоже поднялся мигом, взъерепенился:
– Да ты потише, потише ты, не тявкай! Коронки!
– и сразу же притих. Ладно, сядь ты... пошутил я. Там коронки другие сняли уж давно. Я другое в дотах ищу, мелочь всякую. Знаки отличия, наградные знаки, медали, может быть, пуговицы, на худой конец. Недавно портсигар серебряный нашел. Все это у коллекционеров спрос находит, а для меня - навар. Ну так пойдешь?
Володя раздумывал. Ему очень хотелось побывать у финских дотов и покопаться в их земле, но останавливало лишь то, что отлучаться за пределы лагеря было строго-настрого заказано. "Если поймают, - подумал он, - то мигом выпрут из лагеря. То-то мама огорчится..." Но в то же время он вдруг подумал, что мама, археолог, наверняка поняла бы его и обязательно простила бы.
– А далеко туда идти-то, до этих дотов?
– хмуро спросил Володя.
– По лесу быстрым шагом полчаса. Давай пойдем, порыщем. На двоих поделим, если чего найдем. Там у меня лопата уж припрятана. Пошли, в жмурки тебе, что ли, с пионерами играть? Кошмарики!
– Ладно, - сказал Володя, не спешивший давать согласие.
– Ты меня завтра утром у столовой подожди. Может, до обеда и удастся сбегать. Только, - строго сдвинул брови, - уговор: золотые зубы при черепах останутся. Идет?
Кошмарик презрительно цвинькнул слюной.
– Идет! Пусть себе скелеты фиксами сверкают!
И они пошли к лагерю, но Володя напоследок глянул на Ежовый остров, горбатый, молчаливый, манивший мальчика к себе своей пугающей, запрятанной в глубине тайной.
ГЛАВА 5
ДОЛГОВРЕМЕННАЯ ОГНЕВАЯ ТОЧКА
После ужина Володю стала мучить проблема: как убить время до отбоя. Нет, он не был бездельником, лишенным фантазии, и дома у него обязательно сыскалась бы куча дел, но здесь оказывалось, заниматься Володе было абсолютно нечем.
Вначале он потолкался возле баскетбольной площадки, где проводился матч между отрядами, но спортивные состязания никогда не зажигали в нем азарт, а тем более страсть, поэтому игра очень быстро наскучила Володе, и он ушел.
Захотел было взять какую-нибудь книжонку в библиотеке, потому что взятые из дому книги он успел прочесть, пока лечил укушенную руку. Но библиотека оказалась на запоре, так как работала лишь утром, до обеда.
Потом он подошел к низенькому зданию, где работали разные кружки, но оказалось, что для мальчика организовать кружки забыли: действовали только те, что учили рисовать, делать мягкие игрушки и макраме, но все это Володю, конечно, устроить не могло.
Он зашел было в деревянный сарайчик с аляповатой вывеской "Диско", откуда доносился ураганный рев рока. Но постояв минут десять в душном помещении дискотеки, фанерные стены которой подпирали спинами мальчики, во что бы то ни стало желавшие казаться похожими на развязных киногероев, и девочки, похожие друг на друга взлохмаченными, как у тюзовских колдуний, волосами, Володя покинул пристанище рок-фанатов.
Смотреть телевизор ему совсем не хотелось, и Володя пошел, как говорится, куда глаза глядят, обдумывая дорогой все, что услышал он сегодня и от следователя, и от Кошмарика. Поминутно мысли его возвращались к плакавшей на берегу женщине, которая пыталась, должно быть, увидеть на глади озера хотя бы тело своего утонувшего сына. В общем на душе у Володи было муторно и скверно, гораздо хуже, чем тогда, когда он шел в школу с невыученными уроками. Куда хуже!
Вот он уже оставил за спиной лагерные постройки, и стала тише звучать песня, проигрываемая сегодня через громкоговоритель уже раз пятый, с каким-то глупым, непонятным Володе текстом: "Путана, путана, путана, ночная бабочка, но кто же виноват..." В этот уголок лагерной территории, наверное, никто никогда не заходил, и местечко это напоминало настоящий дикий лес. Если бы ещё не музыка...
Он опустился на ствол огромной, поваленной сосны и, положив на колени руки, сидел неподвижно и тихо. Здесь он чувствовал себя свободным.
Вдруг чьи-то шаги и негромкий смех заставили его вздрогнуть - кто-то подходил к его укрытию, и Володя вначале очень огорчился из-за того, что нарушили его покой, хотел было подняться, чтобы идти, но снова сел на дерево: он узнал голоса подошедших людей, остановившихся за густым кустом орешника, всего метрах в двух от Володи.
– Ну ладно, дальше не ходи, - произнес мужской голос.
– Здесь нас не найдут и мы, как говорил какой-то поэт, укроемся от суетного мира.
Сердце Володи тревожно застучало - он узнал голос Чайковского и тотчас понял, что если его обнаружат, то воспитатель прицепится к нему, как банный лист, будет допрашивать, грозить, читать мораль. Да, нужно было сидеть тихо-тихо, а то...