Рыцарь с железным клювом

Карпущенко Сергей Васильевич

– Зачем... из милиции?
– буркнул Володя.

– Ну, тебе видней!
– язвительно улыбнулась Ольга Васильевна.

Наконец подошли они к административному корпусу, возле которого, на скамейке, сидел незнакомый Володе толстячок, вспотевший, красный, с озабоченным видом вытиравший шею носовым платком размером с полотенце.

– Вот вам Климов, - подвела пионервожатая Володю прямо к скамейке с толстячком.
– Вы уж с ним поговорите по-мужски, а то не успел он попасть в наш лагерь, как уж проштрафился - змею пошел ловить, гадюку, а она его возьми и тяпни...

Володя вспыхнул: неужели Чайковский все же рассказал? А ведь обещал молчать!

Толстяк однако к совету пионервожатой скептически отнесся и даже хмуро платком махнул - дескать, не мешай ты нам, и, когда девушка ушла, спросил:

– Она тут главная у вас?

Володя понял, что толстому Ольга Васильевна не по душе пришлась и улыбнулся:

– Да, в отряде главная. Есть ещё и воспитатель.

Хмурый толстяк долго прятал в карман брюк свой огромный платок и, пыхтя, говорил:

– Воспитатели! Их бы самих воспитывать, пигалиц этих!
– Отдышался и заговорил все так же хмуро: - Ну, в общем, здравствуй, Володя Климов. Меня Григорием Семенычем зовут, следователь я, из городского управления, дело твое вести назначен. В общем, давно я уже на антиквариате специализируюсь, а твоя история с палашом как раз по моей части будет. И извини, старик, что на отдыхе тебя тревожу, а ещё прости за то, что себя я выдал - пигалице вашей сообщил, что из милиции. Пристала она ко мне, в день родительский приехать предлагала - по дням обычным, оказывается, вам общаться ни с кем нельзя. Да, ну и порядочки!

– Концлагерь...
– вздохнул Володя, желая подыграть толстяку, который казался симпатичным мужиком, но на следователя, а тем более из главного управления, совсем не походил. Разве можно было признать в этом мешковатом, потном и, наверное, физически слабом увальне того, кто изобличал преступников?

– Ну, показания твои я изучил внимательно, - тяжело дыша, продолжил Григорий Семеныч, - но кое-что мне все-таки неясным кажется. Давай-ка, Володя Климов, ответь на ряд моих вопросов, - как-то казенно предложил следователь.
– Да ты садись, садись, а то в ногах-то, знаешь, правды нет. И начал задавать свои вопросы о том, где и когда Володя познакомился с Иван Петровичем и Димой, как догадался, что Дима - преступник и многое другое.

И Володя охотно отвечал, потому что был рад вернуться в это время, пережить опять волнение, испытанное там, на лестнице, вспомнить об Иринке. Разговаривал он с толстым следователем примерно час, и Григорий Семеныч, казалось, был даже равнодушен ко всему, что говорил Володя, поминутно вытирал лицо платком, смотрел по сторонам, но на каждый новый для него факт или деталь реагировал мгновенно, сразу же преображаясь. Быстро задавал новые вопросы, въедливо смотрел в глаза Володе, а после снова, точно устав, становился вялым и безразличным.

– Да вы даже не записываете ничего, - недоверчиво сказал Володя, боясь, что следователь что-нибудь забудет.

– Не волнуйся, не волнуйся, - успокоил толстяк Володю.
– Техника пишет.
– И он достал из нагрудного кармана пиджака миниатюрный диктофон, нажал на кнопку, и Володя услышал голос, вначале показавшийся ему чужим каким-то по-девчоночьи высоким и писклявым, взволнованно повествовавшим об "ответном ударе".

– А ты, старик, смелый, - сказал вдруг Григорий Семеныч, пряча диктофон.
– Очень смелый! Это же надо представить - ночью на опасного преступника пошел!
– В голосе следователя послышалось восхищение.

Господи! Никогда прежде Володя не испытывал блаженства, заполнившего, казалось, каждую клеточку его тела. Эти неожиданно сказанные толстяком слова точно подбросили Володю к небесам, и сейчас он, счастливый, парил на крыльях гордости, забыв мгновенно все свои сомнения. И Григорий Семеныч не казался ему больше угрюмым увальнем, а превратился в умного и проницательного и, уж конечно, смелого до отчаянности детектива.

– Ведь я тебе вот что о Диме твоем скажу, - продолжал следователь. Это, старик, не какой-нибудь одиночка-новичок. Их ведь целая организация в городе орудует, и Дима твой - он и не Дима, впрочем, а Олег - поможет нам других найти. И шайка это серьезная! Добывают или воруют произведения искусства, переправляют за границу, барыш на этом имеют весьма приличный...

– Скажите, а как дела у Ивана Петровича?
– перебил Володя следователя вопросом, давно вертевшимся на языке.
– Он вышел из больницы?

Вначале, похоже, толстяк не понял, о ком речь идет, но потом, высморкавшись в свой огромный платок, просто как-то сказал:

– Да умер Иван Петрович. В больнице и умер...

Сказано это было равнодушным, спокойным тоном, и Володя вначале подумал, что ослышался, таким невозможным, отвратительным показалось ему содержание слов Григория Семеныча.

– Как... умер?

Толстяк уловил то, какое впечатление на мальчика произвело его сообщение, и, стараясь смягчить, добавил:

– Да старый он был... сам понимаешь, каждому черед приходит. А оружие музей забрал. У Иван Петровича завещание составлено было. И палаш тоже...

Володя, чувствуя, что к его горлу катится комок и начинает щипать глаза, проговорил решительно и зло:

– Нет, это его не старость убила - сволочь эта, Дима или, как там, Олег, Ивана Петровича угробил! Ненавижу я их! Ради денег никого не пожалеют!

– Это верно, - вздохнул следователь и, немного помолчав, сказал: Слушай, Володя Климов, ты хоть и смелый парень, но все-таки я дам тебе один совет. Не болтайся ты за пределами лагеря, ей-Богу!

– А что такое?
– недоверчиво спросил Володя.
– За лагерный режим переживаете?

– Да нет, не за режим... Знаешь, не хотел я тебе об этом говорить, ну да вижу, что ты парень серьезный, болтать не будешь да и в деле проверен... Понимаешь, в мае ещё сбежали из зоны двое заключенных, убили конвойного, взяли автомат. Здешний, карельский лагерь. Ищем мы их, но пока найти не можем, а следы их где-то в этом районе затерялись. Как сквозь землю провалились зэки. Знаем наверняка, что до города они пока не добрались. Видно, отсиживаются где-нибудь в лесу.

– Пугаете!
– с какой-то легкомысленной пренебрежительностью заметил Володя, очень ободренный тем, что сам работник милиции назвал его смелым.

– Нет, не пугаю. Так, на всякий случай говорю. Понятно, что в лагерь они не сунутся - нечего им здесь делать, но меры предосторожности здесь все-таки нелишни будут. Чем черт не шутит... Так что пусть ребята не обижаются. А я сейчас к директору вашему ещё зайду, поговорю с ней. Тебе же оставляю свои координаты: телефон рабочий и домашний. Если ты о Диме-Олеге ещё что-нибудь вспомнишь важное, мне позвони. Знаю, есть у вас здесь с городом связь. Хорошо? Только по телефону ничего, конечно, передавать не надо.
– И протянул Володе сложенный вчетверо листок. Потом толстяк-детектив тяжело поднялся, похлопал мальчика по плечу и вошел в здание, где работала лагерная начальница, чтобы, как подумал Володя, сделать его жизнь ещё более невыносимой.