Рыцарь золотого веера
Шрифт:
Палата совещаний – комната в сорок татами – была заполнена коленопреклонёнными вельможами, среди которых виднелось несколько испанцев, великолепных в своих сияющих бархатных камзолах. Они оглядывались вокруг со странной смесью интереса и встревоженности на лицах. Принц сидел на возвышении в дальнем конце комнаты, рядом с ним – сегун, а перед ними громоздилась высокая фигура дона Нуньо де Сото-майора.
Уилл вздохнул. Да, непростое дело ожидает его. Наместник испанского короля, Виверо-и-Веласко, оказался на удивление простым и симпатичным человеком, стремящийся побольше узнать о Японии и старавшимся
Лицо Иеясу тем не менее оставалось непроницаемо-сосредоточенным, как и обычно, но Хидетада нахмурился. Принц хлопнул в ладоши, и Сукэ и Уиллом прошли вперёд, оставив Мельхиора среди вельмож.
Уилли Сукэ исполнили коутоу. Как гулко бьётся его сердце. Сколько раз он стоял вот так и чувствовал себя так же? И сколько он ждал, чтобы снова очутиться вот здесь? Сукэ предположил, что принц использовал свой гнев как инструмент. Но не восемь же лет и не по отношению к своему Андзину Миуре. Иеясу действительно был разгневан. Слишком рассержен из-замелкого непослушания. Это был не просто гнев, но ещё и ревность. Мужчина может взять себе жену, чтобы сделать свой дом счастливым, чтобы она подарила ему детей для продолжения рода. Но взять любовницу, когда первый человек в стране предложил ему свою благосклонность и был отвергнут… Просто удивительно, что ему не предложили совершить сеппуку.
– Андзин Миура, – произнёс Иеясу. – Он мой советник по иностранным делам, мой господин Сотомайор.
Испанец свысока бросил презрительный взгляд:
– Англичанин, – сказал он. – Я много слышал о тебе, англичанин.
– Я польщён, мой господин.
– А тебе не кажется унизительным для европейца, какой бы ипостаси христианства он ни придерживался, вставать на колени перед повелителем варваров-язычников?
– Нет, мой господин. Я даже не посчитал бы это унизительным и для вас, поступи вы по примеру остальных. Я бы даже посоветовал вам сделать это, если позволите.
Сотомайор несколько секунд внимательно разглядывал его, потом повернулся к Иеясу.
– Если вы не возражаете, давайте приступим к делу, принц Иеясу, – произнёс он на ломаном японском. – У меня здесь текст договора, который вы обсуждали с доном Родриго-и-Веласко.
Иеясу неторопливо наклонил голову.
– Здесь совместная – наместника и ваша – декларация о защите всех христианских священников-миссионеров в Японии, о подготовке солидного альянса между Испанией и Японией и, в-третьих, о борьбе с голландскими пиратами.
Иеясу снова наклонил голову.
– Тогда ничего не говорилось, принц Иеясу, о применении оружия против португальцев здесь, в Японии. Но до меня дошли известия, что совсем недавно в японских водах был атакован и затонул португальский корабль.
– Печальный случай, – согласился Иеясу, – роковое стечение нескольких ошибок, мой господин Сотомайор. Прошло столько времени с тех пор, как португальцы присылали сюда свои корабли, что мы посчитали пиратом именно это судно. Во всяком случае, насколько я понимаю, испанцы – соперники португальцев в этих местах.
– Соперники, принц Иеясу, но не до кровопролития, – произнёс Сотомайор со всей серьёзностью. – Оба наших народа вполне уверены, что настоящие наши враги – это Англия и Голландия.
Иеясу кивнул:
– Я слышал об этом. Теперь я хотел бы выслушать предложения наместника касательно окончательного договора между нашими странами.
Сотомайор развернул свиток.
– Здесь всего четыре пункта, принц Иеясу, для облегчения их взаимного понимания и недопущения их различных толкований. Пункт первый: как друзьям и союзникам микадо и народа Японии испанцам разрешат строить в Японии такие корабли и в таких количествах, в каких возникнет потребность.
Иеясу бросил взгляд на Уилла.
– Я буду счастлив содействовать испанцам в этом деле, мой господин принц, – отозвался тот. – Чем больше кораблей они построят, тем шире будет торговля с Испанией.
– Да будет так, – согласился Иеясу. Сотомайор тоже взглянул на него и теперь обращался и к нему тоже.
– Пункт второй: испанским штурманам разрешат обследовать гавани Японии с целью составления подробных карт этих мест – для предотвращения в будущем кораблекрушений.
– Это также очень для нас выгодно, мой господин принц, – отозвался Уилл. – Хорошие карты японских прибрежных вод, если их предоставят и нашим морякам, окажут неоценимую услугу нашему флоту.
– Их предоставят японской стороне, – согласился Сотомайор.
– Быть по сему, – заключил Иеясу.
– Пункт третий: сегун… – он взглянул на Хидетаду, – запретит голландцам торговать либо просто заходить в эти воды, а испанский военный флот будет разыскивать и уничтожать голландские корабли, находящиеся в пределах досягаемости морских гаваней.
Иеясу пристально посмотрел на Уилла, и тот ответил таким же взглядом.
– Вы сказали, что там четыре пункта, достопочтимый сэр, – сказал Иеясу.
– Вы ещё не дали своего согласия на третий пункт, принц Иеясу.
– Вы сказали, что там четыре пункта, достопочтимый сэр. Сотомайор заколебался, взглянул на Уилла и снова опустил глаза к свитку. – Пункт четвёртый: испанские корабли не будут подвергаться досмотру, который, как мы понимаем, проходят сейчас голландские и португальские суда, заходящие в порты Японии.
– Я согласен с первыми двумя пунктами, – сказал Иеясу. – Они очень выгодны для обеих сторон. Поэтому, я думаю, нам нужно это отпраздновать. Вам, конечно, хочется, наконец-то… – он намеренно задержал взгляд на ногах испанца, – удалиться и отдохнуть после столь продолжительного стояния. Но я буду польщён, если вы согласитесь присутствовать сегодня вечером на банкете, мой господин Сотомайор.
– В договоре четыре пункта, мой принц Иеясу.
– Из которых я согласен на два, – отозвался Иеясу. – Мой учитель математики, я надеюсь, согласится – это составляет половину из требуемого вами.
– Половину, мой господин принц, – подтвердил Уилл.
– Что само по себе уже большое достижение, мой господин Сотомайор. А теперь, если позволите…
– Я вынужден настаивать, принц Иеясу, чтобы оставшиеся два пункта были рассмотрены немедленно.
Несколько секунд Иеясу не сводил с испанца внимательного взгляда, хотя лицо его оставалось по-прежнему бесстрастным.