Рыцари Белой мечты. Трилогия
Шрифт:
— Тогда я предлагаю использовать не корабли в качестве взлётных полос, а саму турецкую землю. Около Царьграда или, по крайней мере, на берегу Малой Азии должны найтись подходящие места для посадки и взлёта. Там же можно будет устроить импровизированные склады с запасами горючего, мастерские, места для отдыха пилотов и помещения для обслуги. А главное — арсеналы с бомбами. Скажем, после бомбардировки Царьграда можно будет повернуть именно туда, а не обратно, на Севастополь, так будет надёжней. Немного времени для отдыха, ремонта, заправки — и обратно, отправлять "конверты" с порохом на турецкие головы. А потом можно будет воспользоваться "Муромцами"
Сикорский уже загорелся этой идеей. Да, каков масштаб, какой полёт мысли!
— Всё необходимое Вам будет предоставлено. Проблема, конечно, с пилотами. Придётся собирать все наличные авиадивизионы.
"Но тогда возникнет проблема с обеспечением секретности, вряд ли противник не узнает о том, что все самолёты разом исчезли в местах их базирования. Сразу же зададутся вопросом, собственно, куда они делись. И вычислят рано или поздно Крым. А додуматься, против кого или чего можно использовать этакое немаленькое по нынешним меркам количество самолётов немудрено…Интересно, я уже стал думать об этих временах — "нынешние"…Привыкаю" — размышлял Сизов.
— Карт-бланш, Ваше Высочество? Постараюсь не подвести. Во имя Отечества, монархии и Бога, я это сделаю! — Сикорский церемонно поклонился. Взыграла польская кровь потомков крылатых гусар и хозяев гигантских просторов от Балтики и до Чёрного моря. Только это всё было в прошлом…
Глава 29
Вечером предстояло ещё одно собрание, в "узком кругу". Кирилл решил, что заседания правительства не подходят для создания по-настоящему рабочей обстановки и дельного обсуждения. На этот раз "на ковёр" в кабинет Великого князя прибыли Георгий Гинс, премьер Михаил Родзянко, министр юстиции Василий Шульгин, министр финансов Михаил Терещенко, обер-прокурор Владимир Львов и министр просвещения Александр Мануйлов с министром земледелия Александром Кривошеиным.
Министры и обер-прокурор слабо понимали, зачем устраивать ещё одно, какое-то выхолощенное заседание, но всё-таки явились все вовремя, перешёптываясь по поводу причин созыва Совета министров в таком урезанном составе.
— Господа, думаю, все удивляются, зачем я Вас здесь собрал. Однако же Вы всё скоро поймёте. Сегодня проходило лишь формальное заседание правительства. Сейчас же нам предстоит настоящее дело. Итак, господа, надеюсь, все помнят те многочисленные предложения Петра Аркадьевича Столыпина по реформированию страны, которые так и не удалось воплотить в жизнь?
— Более чем, Ваше Высочество, более чем, — вздохнул Василий Витальевич.
Шульгин вспомнил памятник великому премьеру, поставленный в Киеве напротив здания городской думы. Пётр Аркадьевич, в распахнутом мундире, с шапкой, зажатой в правой руке, как будто озирающий собравшихся внизу людей. Вот так же, говорят, он выступал перед людьми в бытность свою саратовским губернатором. И венки, десятки, а то и сотни венков, лежавших у подножия памятника. А ещё — сверкавшая на солнце надпись "Петру Аркадьевичу Столыпину — русские люди". И ставшее бессмертным: "Вам нужны великие потрясения — нам нужна Великая России". Кажется, это было так давно…
— Кирилл Владимирович, думаю, каждый из нас до сих пор хранит в своём сердце замечательные слова, великолепные идеи Петра Аркадьевича, — а это уже Кривошеин. Вспомнились разговоры о проведении земельной реформы. Блестящая от пота залысина, седеющие виски, густая борода. Острый взгляд умных глаз, навсегда запоминавшийся всякому, кто видел премьера впервые. И сложенные вместе мощные руки, которыми Столыпин наводил порядок в революционной стране, подписывал под предложением "раскаявшегося" революционера Тихомирова о преобразовании законодательных органов в законосовещательные "Это была бы злая провокация"…
— К сожалению, многие из них сейчас уже считаю запоздалыми, в войну их уже не провести, да и после войны. У государства просто не хватит для этого средств, Кирилл Владимирович. Казна пуста, Ваше Высочество, — заметил Терещенко, напрягаясь.
— Боюсь, что министр финансов прав, — Родзянко провёл рукой по заросшим щетиной щекам. — Да и запоздали они…
— То же самое говорили и самому премьеру. Тогда не хватило воли. Денег было достаточно. Ныне наоборот. Но деньги — это вещь приходящая, господа, — голос Кирилла стал таким же холодным, как безграничные просторы тундры в феврале. — Когда их мало — это плохо, когда их много — ещё хуже. Деньги должны работать, а не пылиться в казне. Деньги должны делать деньги, как сказали бы финансисты.
— Полностью согласен, Ваше Высочество, — широко улыбнулся Терещенко, услышав близкие по духу слова Великого князя. — В Вас умер делец. Или как минимум министр финансов.
— Надеюсь, что политический деятель во мне умрёт не так скоро. Что ж, господа, господин Гинс, надеюсь, Вы будете по ходу моих слов будете намечать будущие законопроекты, — Георгий Гинс кивнул, отчего кончики его усов чуть-чуть дёрнулись, а глаза за стёклами прищурились.
Кирилл поднялся из-за стола, заложив руки за спину, вскинув голову. Его взгляд был обращён внутрь, в память. Она не должна была подвести, не имела на это никакого права.
— Сообразно предложениям Петра Аркадьевича, которые ещё в двенадцатом году должны были претвориться в жизнь, должны быть образованы новые министерства. В сложившихся условиях главенствующую роль должно играть министерство труда. Совместно с другими министерствами, земствами, городами и специалистами в области решения рабочего вопроса, со всеми желающими помочь улучшению рабочего благосостояния, новое учреждение должно выработать программу улучшения положения рабочих. Все промышленные и сельскохозяйственные предприятия, а также все земства, связанные вопросами улучшения благосостояния трудящихся, должны быть поставлены в своей деятельности под контроль министерства труда. Обсуждение новых законопроектов также отвлечёт множество людей, настроенных на вооружённое решение рабочего вопроса, а точнее, новообразующие Советы рабочих депутатов. Но об этом — несколько позже.
— Кирилл Владимирович, я думаю, что сейчас это было бы несвоевременно. В эпоху войны это внесло бы некоторую сумятицу в промышленность, в производство. Вы представляете, сколько стачек и манифестаций начнётся в поддержку этих законопроектов, против? — Терещенко передёрнул плечами. Ему вспомнились жуткие февральско-мартовские дни в Петрограде.
— Вот именно, против этих нововведений или за них. А не против власти и за революцию. Это две большие разницы, как сказали бы жители Одессы, — улыбнулся Кирилл. — Пусть кричат что угодно, а министерство внутренних дел должно будет направить это в более или менее мирное русло деятельности министерства труда.