Рыцари Гайи
Шрифт:
— Ты закончила собирать вещи? — спросила мама.
Мы вдвоем стояли возле моей кровати в Спальном Зале, открытом помещении, которое я делила со всеми остальными шестнадцатилетками в городе. Мама спала дальше по коридору, в одной из общих комнат для взрослых. Мир после Проклятья не особо ценил приватность и личное пространство.
— Всё готово, — я похлопала по узкому чемодану на кровати.
Я собрала всё, что стоило забирать с собой — честно говоря, такого было немного. Несколько книг и фото мамы, держащей меня и Данте в день нашего рождения.
Люди называли Крепость «Городом Миллиона Возможностей». Туда мы переедем сегодня вечером, после церемонии Слияния для Данте. Это одно из преимуществ Избранных: когда Данте уехал к лучшей жизни, он получил право взять с собой свою семью.
— Ладно, я вынесу это к выходу, — мама схватила мой чемодан. — Ты просто жди здесь и постарайся не делать ничего поспешного.
Я ничего не сказала.
Мама поставила мой чемодан на пол.
— Саванна.
— Да?
— Посмотри на меня.
Я посмотрела. Это всё равно что смотреть в зеркало и в будущее. Все всегда говорили мне, что я выгляжу как копия моей матери, и они были правы. Мы с мамой имели одинаковые янтарные глаза и длинные, кофейно-каштановые волосы, в которых мерцали карамельные отсветы, если солнце падало на них под нужным углом.
И когда мы встречали кого-то нового, мы обе видели в глазах этого кого-то одно и то же выражение «я-понятия-не-имею-откуда-ты-родом».
У мамы были предки с семи континентов; один из них даже родился в Антарктике, потому что его родители были учёными.
Так что когда незнакомцы спрашивали у неё «Откуда ты родом?», она всегда отвечала: «Гайя».
И я тоже.
Мы сбивали с толку всех.
Наверное, это потому, что людям очень нравилось раскладывать людей по полочкам, по категориям, а мы с мамой не подчинялись такой логике. Люди не могли положить нас на конкретную полочку, отнести к одной расе, к одной культуре. Мы вроде как полностью рушили их восприятие вселенной.
— Пообещай мне, что этим вечером ты не планируешь проворачивать никакие проделки, — сказала мама.
— Почему ты решила, что я что-то планирую?
Она вздохнула.
— Потому что ты моя дочь.
— Ага, я слышала, проделки — это генетическое, — я одарила её улыбкой.
— Очень смешно. Но в этот раз тебе не удастся меня отвлечь, Саванна. Мы об этом поговорим.
— О проделках?
— Да.
— То есть, ты дашь мне советы, как проворачивать проделки? Супер!
Уголок её губ дёрнулся, хотя она пыталась это скрыть.
— Не волнуйся, мама, — я одарила её лёгкой улыбкой. — Я могу о себе позаботиться.
Её серьёзный фасад нарушился улыбкой.
— В этом я никогда не сомневалась, — мама метнулась вперёд и стиснула меня в крепком, медвежьем объятии. — Просто обещай мне, что будешь осторожна, — прошептала она мне на ухо.
— Я всегда осторожна.
Мама отстранилась, её глаза выглядели влажными и обеспокоенными.
—
Я не могла сказать маме, что я собиралась сделать. Я не могла сделать её сообщницей в моём замысле. Потому что если что-то пойдёт не так (что весьма вероятно), Правительство арестует меня. И если они узнают, что она была в курсе моего плана, они арестуют и её тоже.
Глава 3
Запретная Зона
— Этот план сработает, — сказала я себе, крепче затягивая лямки рюкзака на своих плечах.
Я втянула глубокий вдох, всколыхнувший всю мою грудную клетку, затем промаршировала по помещению так, будто вообще ни о чём не беспокоилась… и не сомневалась.
Я прошла мимо кровати Данте. Теперь она пустовала, и не было слышно храпа. Я подавила желание шмыгнуть носом. Как бы глупо это ни звучало, раздражающий храп моего брата был одной из констант моего существования. В Крепости у него будет своя комната. А значит, мне больше не доведётся кидаться в него подушками, когда он захрапит.
Кровать Невады стояла дальше, поближе к выходу. Она не храпела, но каждый вечер украшала своё изголовье гирляндами из полевых цветов, которые она собирала и сплетала за день. Но сегодня не было ни Невады, ни гирлянды полевых цветов.
Я скучала по сладкому, землистому запаху цветов Невады почти так же сильно, как по храпу Данте.
Я проскользнула дальше по коридору, стараясь не издавать ни звука, и вскоре я оказалась снаружи большого синего здания. Здания, которое я всю свою жизнь называла дома. Сегодня всё изменится, когда я навсегда покину это место.
Я сделала паузу, чтобы осмыслить этот факт… и быстро попрощаться с дамой Икеей. Я не знала, кто она такая, но должно быть, Икея была великим и могущественным Рыцарем. Иначе зачем её имя украшало бы фасад здания и кучу флажков возле заднего входа?
Шучу.
Конечно, я знаю, что никогда не существовало никакой Дамы Икеи. Я молодая, но не глупая.
Хотя ладно, может, я была немножко разочарована, когда мама сказала мне, что наш дом был не замком, а бывшим магазином мебели. Видимо, в этом было нечто не совсем нормальное, но это единственная жизнь, которую я знала.
Я передвигалась по городу, держась в тени, минуя пустые парковки и ветхие здания. Кто-то написал на полуразрушенной кирпичной стене слова «Магия это Смерть». Под красными буквами я до сих пор могла различить старые рекламные листовки: скидки на мороженое, электрические скутеры и другие продукты Старого Мира, которых я никогда не видела в реальной жизни.
Граффити покрывало Бэйшор как дурная сыпь, от которой никак не избавиться.
Возможно, самым известным нашим уличным арт-объектом было «Потерянное Детство» — картина маленького мальчика, стоящего в одиночестве посреди рушащейся детской площадки. Она охватывала целый квартал.