Рыцари плащаницы
Шрифт:
– Этот Саладин, – сказала Алиенора после недолгого молчания. – С ним можно договориться? Скажем, принести омаж?..
– Он держит слово. Пообещает – исполнит. Но вряд ли согласится отдать баронство христианину. Потребует перейти в ислам.
– Это страшно?
– Есть люди, которые считают, что бог у христиан и сарацин один, только молятся ему по-разному, – ответил Иоаким. – Но суть не в молитвах. Обычаи разные. У сарацин жена строго подчинена мужу, не имеет голоса, кроме того, мусульманин может иметь четыре жены.
"Это как позволит первая!" –
– Ты б согласился сменить веру? – спросила с любопытством.
Иоаким задумался, затем покачал головой.
– Не то, чтоб я слишком верующий… Не мое. Родился и вырос в одной вере, поздно менять. Против мусульман ничего не имею, люди как люди. Но другие. Это как чужая земля, куда приехал не по доброй воле: другой язык, другие обычаи, и ты себя чувствуешь чужим. Не привыкну.
Иоаким наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
– Прощай, баронесса! Не гневайся на бедного рыцаря. Он тебя любит. И в обиду не даст.
Он подмигнул ей и вышел, стукнув дверью. Алиенора нырнула под одеяло и долго лежала, заложив руки под голову.
"Я не буду просить отца Лотаря читать над ним молитвы, – думала она. – Это не поможет. Иоаким – это не простодушный Рено. Но неужели Иоаким прав, и я потеряю баронство? Это хуже смерти! Я не хочу жить из милости у старшего брата! Я богаче его, богаче младшего, богаче обоих сразу. Я выстрадала это богатство! Я знаю в Азни каждое поле и рощу, знакома со всеми бальи… Я бывала в каждом селении дважды в год и везде целовали мне руки…"
Алиенора вздохнула, мысли ее закружились вокруг другого. "Как хорошо, если б Иоаким остался! Мне никогда не найти лучшего мужа. Он так не похож на местных рыцарей, грубых и чванливых! Я обидела его… Он может не придти вечером. Господь всемогущий!.. – подумала Алиенора в страхе. – Ведь может…"
Однако страх быстро прошел. "Он сказал, что любит меня, – вспомнила Алиенора. – Он придет. И будет вновь обнимать меня всю ночь. Как он страстен и неистов в любви! Как нежен… Господь всемогущий! Это такое счастье…"
Она б еще долго предавалась сладким грезам, но пришла Берта…
Выйдя из покоев баронессы, Иоаким зашагал по коридору к лестнице, ведущей на стены замка. Но прошел немного. В дальнем конце возникла странная тень: человек в темных одеждах с капюшоном, скрывавшим лицо. Внезапно незнакомец размахнулся… Тяжелый нож, стремительно вращаясь, полетел в Иоакима – прямо в горло. И, наткнувшись на невидимую преграду, со звоном упал на каменный пол.
Тень метнулась к лестнице. Иоаким, выхватив кинжал, побежал следом. Одним духом взлетев по лестнице на стену, он недоуменно остановился. Стены были пустынны – только вдали, у башни, маячил стражник, который смотрел в долину и не видел чужестранца. Иоаким глянул вниз. Двор тоже был почти пуст; у конюшен двое слуг убирали навоз, стоя спиной к баронскому дворцу, один мел двор, и нигде не было видно человека в темных одеждах с капюшоном.
Постояв немного, Иоаким вложил кинжал в ножны и спустился обратно. Он недоумевал: в этом конце дворца лестница вела только на стену, покушавшемуся на него бежать было некуда. На всякий случай Иоаким внимательно осмотрел лестницу. Она была обычной: сложена из каменных блоков, без перил. В основании Иоаким разглядел сквозную нишу, верх ее вывели сводом. Видимо, каменщик таким способом облегчил сооружение, чтобы лестница не давила всей массой на перекрытие. В коридоре стоял полумрак, нишу разглядеть было сложно, в тоже время она была достаточно большой, чтобы спрятаться взрослому. Иоаким на всякий случай вновь извлек кинжал из ножен, но ниша оказалось пустой. Сомневаться не приходилось: убийца спрятался в нише, а после того, как Иоаким взбежал на стену, спокойно выбрался и ушел.
Иоаким вернулся в коридор. Брошенный убийцей нож лежал на полу, Иоаким поднял его и направился к Козме. Тот был не один: за столом рядом с лекарем сидел Ярукташ, хозяин и слуга мирно завтракали, запивая холодное мясо вином. Иоаким положил нож на стол и в двух словах поведал о покушении. Козма нахмурился. Евнух взял нож и стал рассматривать.
– Можно определить, чей? – спросил Козма.
– Обычный нож для метания, – пожал плечами Ярукташ. – Простые деревянные накладки из дерева на ручке. Костяные разбиваются при ударе. У хорошего воина таких ножей пара, принадлежать может кому угодно.
– А по отпечаткам пальцев не определишь, – сказал Козма по-русски.
Внезапно Ярукташ поднял нож к свету и стал внимательно рассматривать лезвие. Встал и подошел к жаровне, где еще тлели угли. Сунул лезвие в жар. Резкий, неприятный запах поплыл по комнате.
– Нож не задел тебя? – встревожено повернулся евнух к Иоакиму.
– Пролетел мимо.
– Ты говорил, что удар был нацелен в горло? – удивился Козма.
– Успел увернуться, – ответил Иоаким после короткой паузы. – Нож ударился в стену.
Козма понимающе кивнул – евнуху было незачем знать об особом даре друга.
– На ноже нет следов удара о камень, – Ярукташ подозрительно посмотрел на Иоакима.
Тот в ответ только плечами пожал. Ярукташ оставил нож в жаровне, подошел и стал пристально рассматривать грудь и руки Иоакима.
– Ты уверен, господин, что нож не оцарапал тебя? – спросил он настойчиво. – Может, снимешь одежду?
– Да что там? – вмешался Козма.
– Лезвие отравлено, чувствуете запах? – хмуро ответил евнух. – Я знаю этот яд. Даже царапины хватит для смерти.
Козма присвистнул. Под настойчивыми взглядами евнуха и Козмы Иоаким расстегнул халат и стащил через голову нижнюю рубаху. На груди и руках его не было свежих царапин. Евнух обошел Иоакима.
– Это что? – спросил, касаясь багровых полос на спине.
– Не от ножа, – ответил Иоаким, смутившись. "Алька ободрала, – подумал он сердито. – Забирает ее в любви не по-детски. Надо будет сказать, чтоб не давала воли ногтям…"
Козма, словно прочел мысли друга и ухмыльнулся. Евнух оставил Иоакима в покое.