Рыцари плащаницы
Шрифт:
– В замке у меня было много времени. Я вспоминал и думал. И пришел в смятение оттого, что совершил. Когда ты спрашивал меня в Иерусалиме, скольких людей я убил, я ответил: двоих. Сейчас говорю: их много! Больше десятка…
– Ты убивал их, защищаясь.
– Это слабое утешение. В Писании сказано: не убий!
– Не убий из прихоти, алчности, во гневе и обуянный гордыней. Такой грех осуждает Христос. Защищая себя, свою семью, друзей и страну, убивать можно. И нужно. Нам не утвердить веру в Господа, если откажемся от войны.
– Ты не прав, комтур!
Роджер вопросительно посмотрел на Козму.
– Ты помнишь, как утвердилось христианство в Римской империи?
– Я рыцарь-монах! – недовольно сказал Роджер. – Мое дело – война. Читать сочинения древних историков недосуг. Знаю, что язычники-императоры
– Гонения продолжались три века. Христиан убивали, мучили, продавали в рабство, а они не восставали, не брали в руки оружие. Молились за своих врагов, прося Господа простить их: ибо не ведают, что творят. Сначала над христианами смеялись, устраивали их казни для развлечения толпы. Но скоро толпа стала сочувствовать невинным людям. Христиан стали казнить в темницах. Но они все равно не отрекались. Язычники исходили злобой, затем стали уважать христиан за стойкость. Уважение родило любопытство, а затем желание понять… Через три века христиан в Римской империи стало больше, чем язычников, императоры, хоть и не желали того, вынуждены были принять крест. Ни разу за три века никто из христиан не поднял меч на обидчиков. "Мне отмщение, аз воздам", – сказал Иисус. Так и случилось. Империя, ради создания которой римляне пролили реки крови, распалась. Те, кто гордился своим величием, превратился в прах. А вера рабов, как ее поначалу презрительно называли императоры, овладела миром.
– Смирением не завоюешь страну! – возразил Роджер.
– Если подданные короля или императора откажутся выполнять его приказы, власть правителей кончится и перейдет в руки тех, кого люди признают своими вождями.
– Так не бывает!
– Много лет назад в Индии человек по имени Ганди призвал своих соотечественников не исполнять приказы иноверцев, захвативших земли индийцев, не покупать их товары. Пришлая власть стала заточать ослушников в темницы, избивала и казнила их. Но люди следовали призыву Ганди. Так продолжалось несколько лет. Чужаки были вынуждены уйти – страна не подчинялась им! Ранее индийцы несколько десятилетий боролись против завоевателей с оружием в руках – и безрезультатно!
– Не приходилось слышать, – задумчиво сказал Роджер. – Но не думаю, что в Леванте такое получится. Здесь много веков все воюют со всеми, единого правителя не было, поэтому крестовый поход нам удался, и появилось Иерусалимское королевство. Теперь у сарацин есть султан, объединивший всех в одно государство, а у нас нет королевства. Султан не станет терпеть непослушание христиан, просто сгонит их с земель. Тех, кто откажется уходить, продадут в рабство. Христианам.
– Купят?
– С большой охотой. Мир погряз в алчности и неверии. Саладин отпустил жителей Иерусалима, заплативших выкуп, и велел сопроводить их до границ своих земель. Когда несчастные вошли в христианские княжества, то, прежде чем они добрели к морю, их дважды ограбили свои, убив тех, кто сопротивлялся. Ты говорил красиво, но это пустые мечтания. Реликвии пробуждают в сердцах людей веру и стремление следовать заповедям Господа. Поэтому ими хотят обладать правители, и поэтому так плодятся подделки, вроде того копья, которым римский воин якобы пробил тело Господа и которое пилигрим Петр якобы нашел в Антиохии во время завоевания Леванта. Но даже эта подделка вселила мужество в защитников города, и они разбили сарацин под стенами. Я старый человек, меня трудно обмануть. Эта плащаница подлинная. Ты сам видел чудо, которое она явила.
– Вера твоя спасла тебя!
– Воля Господа! Он велел мне идти в Иерусалим и забрать плащаницу! Он, испытывая нашу веру, назначил испытания, раз от разу все более тяжкие. Поэтому врагов вначале было семеро, потом стало пятьдесят, а затем и целая сотня. Мы могли стать иудами и предать Господа, отдав врагам его плащаницу, дабы те пощадили нас. Но мы вступились за святыню, свидетельство ран Господних. И бог явил мне знамение в подтверждение верности избранного пути.
– Знамение?
– Я видел крест в небе. Дважды. В первый раз это случилось в Масличном ущелье, когда мы схватились с сарацинами. Крест быстро пролетел вдоль склона ущелья, был он красным. Я понял, что прольется много крови. Затем крест появился вновь и проплыл над моей головой. На теле моем в ту пору появилось много ран, и я малодушно думал о смерти. Но крест в этот раз был серебряный – стало ясно, что Господь явит чудо. Так и вышло. Внезапно явился Рено со своими людьми, и мы одержали победу.
Во второй раз я видел крест здесь, в Азни. Я только начал вставать после моего чудесного исцеления и в слабости человеческой помышлял, смогу ли выдержать испытания, что посылает мне Господь. Тут в небе появился крест. В этот раз он был серебристый. Крест несколько раз облетел замок, и я понял, что пока мы в Азни, Господь закроет нас от врага дланью своею. Поэтому я должен непременно исполнить обет.
– Как выглядел крест? – заинтересовался Козма.
– Во второй раз я хорошо его рассмотрел. У него две перекладины: одна посреди, большая и широкая, другая, снизу, маленькая. Богословы спорят, каким следует писать крест, многие настаивают на таком шестиконечном, теперь я знаю, что они правы.
– Крест летел медленно?
– Как стрела. Спереди у него сиял нимб, и слышалось жужжание. Знамения Господа часто сопровождаются непонятными звуками.
– Кто еще видел крест?
– Никто. Я нарочно спрашивал у стражи и слуг, работавших во дворе, – никто не заметил. Господь являет свои знамения избранным, тем, кто исполняет его волю…
Козма смотрел на Роджера со странным выражением лица.
– Ты не веришь мне? – сердито спросил рыцарь.
– Верю! И очень рад, что ты видел этот крест.
– Последуешь за мной?
– Непременно!
– В Иоаким? У него есть причина остаться в Азни.
– Я знаю, что сказать ему, чтоб не остался.
– Пусть будет так!
"Новость приведет Акима в чувство, – весело подумал Козма, уходя от Роджера. – не то офеодалился совсем. Пора вылезать из баронской постели. Нас ищут! Возможно, уже нашли…"
Рено и Иоакимом вернулись к вечеру, но поговорить с другом наедине Козме не пришлось. Едва соскочив с коней, оба соперника по любви дружно побежали к баронессе, что само по себе выглядело удивительно. Козма насторожился и оказался прав. Почти тотчас же за ним и Роджером явился слуга, они вместе отправились в трапезную.
Кроме баронессы, Иоакима и Рено там оказался Сеиф и почему-то Ги. Поскольку раненый оруженосец был благородного происхождения, Козма догадался, что намечается военный совет. Так вышло. Баронесса сидела во главе стола, Роджеру указали кресло по правую руку хозяйки замка, Козма к своему удивлению оказался по левую. Остальные расселись, кто где.
Докладывал Рено. С каждым его словом лицо Роджера становилось мрачнее.
Отряд Азни в первом же селении баронии наткнулся на разъезд сарацин. Их оказалось около десятка. К счастью сарацины увлеклись грабежом, попарно обыскивая дома поселян, поэтому не смогли оказать организованного отпора. Рыцари баронессы приняли сарацин за обычных разбойников, коих в землях Леванта всегда хватало, поэтому расправлялись с грабителями быстро и жестко – большую часть зарубили или закололи, тех, кто попытался ускакать, догнали стрелы. Только потом Рено и Иоаким обратили внимание на отличное вооружение и снаряжение убитых. Начали расспрашивать селян. Большинство их разбежалось при нападении сарацин, те, что не успели, были слишком напуганы. Лишь двое более-менее внятно смогли поведать: незадачливые грабители хвастались, что следом за ними идет большое войско, во главе с самим Саладином.
– Селение лежит на пути к Азни, – заключил Рено. – Саладин направляется сюда.
– Как скоро будет? – спросила баронесса, ломая пальцы.
– Через день, два…
Все, не сговариваясь, посмотрели на Роджера. Хотя Алиенора ничего не сказала на этот счет, всем было понятно, что с этой минуты главным в замке становится комтур. Роджер медлил с ответом, задумчиво глядя перед собой. Его длинные, худые пальцы теребили ремень тяжелой сумки, с которой рыцарь не расставался нигде и никогда. Козма единственный догадывался, какая дума занимает сейчас госпитальера. "В этот раз Господь отмерил испытание полной мерой! – мелькнуло у него. – Сколько у Саладина людей? Это не сотня евнуха!"