Рыцари пятого океана
Шрифт:
— Да я же знал, товарищ генерал, что вы не разрешите. А мне хотелось самому все проверить, — скупо улыбнулся Полбин.
— Так вот, за самоуправство и недисциплинированность объявляю вам выговор, — отрезал командир корпуса, затем помолчал и уже мягче спросил: — Ну и что вы там увидели? Рассказывайте.
— Зениток много фашисты стянули, — оживился Полбин. — Мы приметили, где они стоят. Завтра хорошо бы снарядить туда группу Пе-2. — Он быстро нанес на бумагу условпые знаки, изображавшие зенитные батареи, потом добавил: — Палили
— Самолет не пострадал?
— Как не пострадал, — перешел на откровенный тон Полбин. — Гидросистему повредили. На посадке при пробеге шассп сложилось.
— Так вы и самолет вывели из строя? — снова вспылил Каравацкий.
— К сожалению, да.
— Ну, тогда вдвойне выговор.
— Слушаюсь, — виновато ответил Полбин и поднялся во весь свой богатырский рост.
Я смотрел на Ивана Полбина и думал: какая же неукротимая силища и воля таятся в этом человеке! Каравацкий его ругал, и ругал поделом, а я, честно говоря, в душе одобрял поступок Полбина. Ведь не ради ухарства, не напоказ он это делал, а чтобы самому знать, в каком районе завтра подчиненным воевать доведется.
Когда шли бои за Львов, Федор Иванович Добыш рассказал мне о Полбине еще один любопытный эпизод. В то время Иван Семенович уже командовал корпусом, а Добыш был у него командиром дивизии.
— Однажды вернулся с боевого задания летчик Панин, — говорил Добыш, — и давай над моим КП виражи закладывать и крутить бочки. Этого еще не хватало, подумал я. Пикирующий бомбардировщик — не истребитель, на нем запрещен высший пилотаж.
Приказываю Летчику немедленно садиться, арестовываю его, сажаю йа гауптвахту. «Ведь вы же могли самолет погубить и сами разбиться», — сказал Панину.
Когда я доложил об этом случае Полбину, он заинтересовался, распорядился вызвать Панина и расспросил, как тот выполнял на Пе-2 сложные фигуры. Летчик, конечно, и не подозревал, зачем командиру корпуса понадобились такие подробности о его воздушном хулиганстве. Рассказывал, естественно, сдержанно, чтобы не усугублять вину.
Наконец деловая часть разговора закончилась. Полбин сказал: «Возвращайтесь на гауптвахту». А когда за летчиком закрылась дверь, генерал подошел ко мне и сделал вывод: «А знаете, Панин — дельный парень».
Смысл его слов я оценил несколько позже. Полбин вызвал инженеров и поручил им самым тщательным образом обследовать панинский самолет: не пострадали ли узлы крепления, и как вообще машина выдержала перегрузку. Спустя некоторое время инженеры приходят с докладом: «Самолет исправен. Никаких разрушений не замечено».
Дня через три или четыре Полбин полетел в зону. Выполнив тренировочные упражнения, он вернулся и так же, как Папин, начал над аэродромом выполнять на «пешке» фигуры высшего пилотажа. Все ахнули. То, за что пострадал рядовой летчик, делал сам командир корпуса.
Панин, присутствовавший при этом, просиял. «Здорово крутит!»
Полбин вылез из кабины сияющий. «Вы знаете, это не машина, а чудо. Мы сейчас можем ходить на задания и без истребителей. Вот он, наш истребитель и бомбардировщик», — указал он рукой на Пе-2.
Так с легкой руки «воздушного хулигана» пикирующий бомбардировщик стал многоцелевым самолетом. Теперь при встрече с истребителями противника летчики смело маневрировали, не боясь допускать перегрузок. Боевые возможности Пе-2 расширились, эффективность вылетов повысилась.
Федор Иванович рассказал мне и о другом новшестве, которое подметил Полбин в действиях командира эскад рильи капитана Белявина и тоже ввел в боевую практику.
Эскадрилье Белявина приказали уничтожить мост через один водный рубеж. До этого экипажи бомбили по ведущему и необходимой точности не получалось.
Тогда командир эскадрильи распорядился выполнять бомбометание с пикирования каждому экипажу в отдельности. Выходя из атаки, самолеты становились в круг, затем делали новый заход. Получалась своеобразная вертушка.
Наблюдая за этим боем, генерал Полбин сказал Добышу:
— Здорово получается, Федор Иванович. Смотрите, — он вырвал из блокнота листок, начертил круг, пометил на нем самолеты, — вертушка. Вот чего нам не хватало.
Новый тактический прием оказался чрезвычайно простым, но весьма эффективным. Во — первых, он позволял держать противника длительное время под воздействием бомбовых ударов и пушечного огня, и тот не мог поднять головы. Во — вторых, резко увеличивал оборонительные возможности пикировщиков. Находясь в кругу, самолеты могли сосредоточивать массированный огонь против истребителей, не подпускать их.
— Молодец, Белявин, молодец! — хвалил Полбин комэска за отличную идею.
Позже этот прием получил права гражданства во всей бомбардировочной авиации.
Иван Семенович был добрым и заботливым командиром, но промахов, а особенно очковтирательства ннкому не прощал. Там, где речь шла о боевой деятельности, он был предельно требователен.
Однажды с полковой группой, которой командовал Семенов, приключился конфуз. Вылетела она на бомбометание и, не разобравшись в обстановке, по сигналу ведущего сбросила весь свой груз на пустырь. А в километре от него развертывалась для боя танковая колонна «противника. Произошло это на глазах пехоты.
Командир стрелковой дивизии звопит Полбину:
— Какого черта ваши летуны пустыри обрабатывают? Так они могут и по своим ударить.
Дождавшись, когда экипажи зарулили самолеты на стоянку, Полбин вызвал Семенова на стартовый командный пункт.
— Докладывайте о результатах, — приказал он.
— Задание выполнено.
— Нет, не выполнено. Вы сбросили бомбы на пустое место. Пехотинцы смеются над вами. За обман командира должен буду строго наказать вас, а если еще раз повторится такое, поставлю вопрос о снятии с занимаемой должности.