Рыцари темного леса
Шрифт:
Она отвернулась.
— Я была в гневе, когда сказала Картану, что хочу вашей смерти. Я не хочу ее, но и в вашем обществе находиться не желаю.
— Выбирать вам не приходится, Шира. Я должен проводить вас в Пертию, а оттуда в Цитаэрон. Там вы сможете поступать, как вам угодно.
— Я не поеду в Цитаэрон. Я найду Окесу и лишу его жизни. Будь в вас хоть капля чести, вы сделали бы то же самое. Вы говорите, что любили Диану? Хорошо же вы доказываете это, убегая в Цитаэрон.
Эррин глубоко вздохнул, перебарывая гнев.
— В Цитаэроне мы сможем собрать армию. Здесь мы способны лишь блуждать по зимнему лесу, то и дело сбиваясь с дороги. Для избалованных девочек эта забава, вероятно, очень увлекательна, но меня она не устраивает. Соберите свои вещи. — Эррин хотел отойти, но она развернула его к себе и двинула кулаком в челюсть. Убадай сморщился, когда удар попал в цель. Обычно женщины не умеют драться, но этот меткий выпад номад оценил по достоинству. Эррин потерял сознание еще до того, как рухнул на снег.
Убадай стал на колени рядом с ним и поднял глаза на изумленную Ширу.
— Ты хорошая девочка, но сильно глупая.
11
Нуада пришел в бешенство, когда Решето запретил ему идти со спасательным отрядом. Атаман собрал для этой цели тридцать человек, и каждый нес провизию — муку, вяленое мясо и сушеные фрукты.
— Я должен показать вам дорогу, — настаивал Нуада. — Без меня вы их не найдете.
— Чтобы я да не нашел Королевскую дорогу? Погляди на себя — ты же еле стоишь. Ты не выдержишь перехода.
— Я доведу его туда, и обратно тоже, — сказал Лло Гифс. Снег повалил снова, и Лло, как и все остальные, надел на себя теплый тулуп и высокие сапоги на волчьем меху. На голову он нахлобучил капюшон, шею обмотал толстым шарфом.
Решето положил руку на плечо Нуаде.
— Каждый раз, как мы остановимся из-за тебя, будет означать еще чью-то смерть на Королевской дороге. Ты понял меня?
— Я не задержу вас, обещаю.
Лло дал Нуаде глотнуть из своей фляжки. Тот выпил и поперхнулся.
— Боги хаоса! — отплевываясь, просипел он. — Что это такое?
— Водка, которую гонят из зерна. Ну как, теплее стало?
— У меня в животе костер.
— Вот и хорошо. Пошли.
Решето шагал впереди с посохом, щупая снег, остальные молча поспевали за ним. Большинство разбойников явно не понимало, в чем смысл этой вылазки.
— Зачем ты пошел? — спросил Лло, шедший с Нуадой в самом хвосте.
— Я обещал этим людям, что приду — кроме того, они боятся Решета.
— Правильно боятся. Ты ведешь волка в овечью кошару: не удивляйся, если он будет вести себя по-волчьи.
— Меня уже ничто не удивит, Лло. Ну а ты почему пошел с нами?
Лло только хмыкнул, помогая Нуаде преодолеть обледеневший сугроб. Ветер швырял снег им в лицо, и дальнейший разговор стал невозможен. Путь, занявший у Нуады около полутора суток, отряд преодолел меньше чем за четыре часа.
Вскоре они наткнулись на первые трупы, лежащие у погасшего костра. Две женщины, старик и ребенок промерзли насквозь.
Решето сплюнул. Его косматые брови и борода обросли льдом.
— Экое дурачье! Разведи они костер на двадцать шагов дальше, вон у тех камней, все были бы живехоньки. Тоже удумали — согреться на голом месте!
Оставив тела там, где они лежали, спасатели пошли дальше и к середине дня добрались до пещеры. Там стеснилось около сорока человек; четверо были мертвы. Решето стал делить между ними еду. Два костра почти догорели, и Лло отправился в лес за дровами. Нуада, оглядев изможденные лица, увидел позади знакомую девушку. Она сидела на корточках рядом с пожилой женщиной. Нуада протолкался к ней и сказал просто:
— Я вернулся.
— Она мертва, — ответила девушка. — Умерла час назад.
Нуада взглянул на умиротворенное лицо покойницы. Ей было, должно быть, под семьдесят, и черты говорили о благородном происхождении.
— Значит, ей уже ничего не страшно, — сказал он. — Идем, мы принесли еду.
— Я не голодна.
Нуада обнял ее за тонкие плечи и привлек к себе.
— Хочешь умереть, как она? Идем со мной. — И он привел ее к Решету, который дал ей сухарей и воды в кружке.
— В пещере все не поместились, и много людей осталось под открытым небом, — сказала девушка. Решето послал своих парней прочесать лес. Лло пошел с ними. Какая-то женщина упала к ногам Решета, с тихим плачем обнимая его колени. Сконфуженный, он высвободился. Мужчины толпились вокруг, чтобы пожать ему руку. Решето, не привыкший к изъявлениям благодарности, снова вышел в метель. Его люди бороздили снег, находя повсюду мертвых…
Собравшись уже вернуться в пещеру, он услышал тонкий плач и огляделся, но рядом никого не было. Он пошарил посохом в кустах, но и там ничего не нашел и стал прислушиваться. Вой ветра заглушал все прочие звуки. Он нагнулся к земле — опять ничего. Ветер сдул снег с бугорка слева от него, и показался клочок ткани. Решето разрыл сугроб. Там лежали, крепко обнявшись, мужчина и женщина, прикрывшие своими застывшими телами завернутое в одеяльце дитя. Перед смертью, уже бессознательно, они прикрыли дитя от холода и снега. Ребенок зашевелился и сморщил личико. Решето подхватил его на руки и побежал в пещеру. Пробившись к костру, он развернул обледенелое одеяло и стал растирать маленькое тельце. У девочки, ужасно худенькой, были золотистые кудряшки.
— Акис! — гаркнул атаман. — Куда ты подевался? Ты молоко-то взял?
— Да оно почти все вышло, барон. — После того как Нуада сочинил сагу о звере, разбойники стали перенимать его манеру обращения к атаману.
— Тащи сюда, что осталось. Быстро! И подогрей.
— Да, барон.
Головка девочки приникла к плечу Решета.
— Ты что это, умирать собралась? — вскричал он. — Посмей только! — Он встряхнул девочку, растер ей спинку, и она залилась плачем. — То-то же. Плачь и живи!
— Давайте я возьму ее, — предложила одна из женщин.
— Прочь! — рявкнул Решето. Акис тем временем вернулся с теплым молоком в деревянной чашке. Решето стал поить девочку, но она не желала открывать рот. — Зажми ей нос, — велел Решето женщине. Та повиновалась, и девочка раскрыла ротик. Сперва она давилась молоком, потом стала пить. Выпив всю чашку, она снова припала головой к плечу Решета. Он хотел потрясти ее, но женщина сказала:
— Она спит. Все хорошо. Заверните ее в теплое одеяльце и дайте мне, я позабочусь о ней.
Решето не хотел отдавать ребенка, но все-таки отдал, поправив кудряшки у нее на лбу.