Рылеев
Шрифт:
О том, зачем создавался альманах, Бестужев поведал читателям в рекламном тексте, опубликованном в 1823 году в «Сыне отечества»: «При составлении нашего издания г. Рылеев и я имели в виду более, чем одну забаву публики. Мы надеялись, что по своей новости, по разнообразию предметов и достоинству пьес, коими лучшие писатели украсили “Полярную звезду”, — она понравится многим, не пугая светских людей сухой ученостью, она проберется на камины, на столики, а может быть, и на дамские туалеты и под изголовья красавиц. Подобным случаем должно пользоваться, чтобы по возможности более ознакомить публику с русской стариной, с родной словесностью, со своими писателями». С одной стороны, это объяснение вполне типично: апеллировать к благосклонности светских «красавиц» было со времен Карамзина приемом традиционным. С другой
И дело тут даже не в относительно новой для российского читателя «альманашной» форме — литературного сборника-ежегодника. «Новость» заключалась прежде всего в том, что никогда раньше журналы не собирали под одной обложкой столько литературных знаменитостей. Большинство из участников «Полярной звезды» — первые имена русской литературы, обусловившие ее золотой век в начале XIX столетия. Для того чтобы полностью проанализировать состав альманаха, следует написать отдельное большое исследование. Пока же заметим, что у многих из тех, кто публиковался в «Полярной звезде», было полно оснований этого не делать.
Весьма показательна история с Пушкиным, который во время собирания первой книжки альманаха был, как известно, в ссылке в Кишиневе, затем переехал в Одессу, а оттуда в Михайловское. Рылеева Пушкин не любил и считал бездарностью. Он сурово критиковал выходившие в журналах «Думы», отмечал в них несообразности и отступления от исторической достоверности и подытожил свои размышления об этом жанре рылеевского творчества следующим образом: «“Думы” — дрянь, и название сие происходит от немецкого dumm (глупый. — А. Г., О. К.)». «Не написал ли ты чего нового? пришли, ради бога, а то Плетнев и Рылеев отучат меня от поэзии», — просил он Вяземского в марте 1823 года{482}. Скорее всего, Пушкин был знаком с обоими составителями альманаха еще до ссылки, но знакомство это вряд ли можно назвать близким. Друзьями и литературными единомышленниками Пушкин их явно не считал. И нужны были, конечно, особые обстоятельства для того, чтобы он принял приглашение участвовать в альманахе и стал одним из его главных авторов.
В первую книжку «Полярной звезды» Пушкин посылает, по его собственному выражению, свои «бессарабские бредни» — и четыре его стихотворения появляются на ее страницах. В следующем письме Бестужеву, отправленном уже после получения экземпляра альманаха, Пушкин решает «перешагнуть через приличия» и решительно переходит с ним на «ты». В последующей переписке Пушкин и Бестужев будут горячо обсуждать литературные новости и прояснять эстетические позиции. В 1825 году к этому обсуждению присоединится и Рылеев. Сразу же, с первого письма, он перейдет с Пушкиным на «ты»: «Я пишу к тебе ты, потому что холодное вы не ложится под перо. Надеюсь, что имею на это право и по душе, и по мыслям»{483}.
Никаких оснований соглашаться на предложения Рылеева и Бестужева не было и у Василия Жуковского, и тем не менее он опубликовал в первой «Полярной звезде» семь своих произведений, а во второй — четыре. Поэт с устойчивой литературной и придворной репутацией, близкий к императрице Марии Федоровне, учивший русскому языку великую княгиню Александру Федоровну, жену Николая Павловича, в 1822 году возвратился из заграничного путешествия, проделанного в свите своей ученицы.
Жуковский, как следует из его письма Бестужеву от августа 1822 года, знал того лично — однако, по-видимому, отнюдь не коротко. Несмотря на это, поэт принимает в переписке с собирателем альманаха покаянный тон: «Прошу Вас… уведомить меня, к какому времени должен я непременно доставить Вам свою пиесу. Если бы я знал заранее о Вашем намерении издавать альманах муз, то был уже готов с моим приношением…»{484}Участие в альманахе Жуковского, скорее всего, предопределило и сотрудничество в нем Александра Воейкова — родственника и друга поэта, редактора газеты «Русский инвалид», литератора и журналиста с сомнительной репутацией.
Странна и история с участием в «Полярной звезде» Дениса Давыдова — к тому времени уже знаменитого поэта-партизана. О том, что Давыдов до 1822 года имел представление о литературной деятельности Рылеева и Бестужева, как и о том, что он знал их лично, сведений не сохранилось. Однако на приглашение принять участие в альманахе он ответил согласием, объяснив Бестужеву, что «гусары готовы подавать руку драгунам на всякий род предприятия»{485}.
Между тем и Пушкин, и Жуковский, и Давыдов были членами литературного общества «Арзамас», в котором состоял и Александр Тургенев, а Вяземский являлся одним из самых активных действующих лиц. «Арзамасцы» составляли тесный кружок близких друзей — даже несмотря на то, что к 1822 году общество уже распалось. Однако назвать Тургенева авторитетом в глазах литераторов можно лишь с большой натяжкой; министерский функционер не участвовал непосредственно в литературном процессе. Вяземский же, всецело погруженный в изящную словесность, был одним из главных связующих звеньев между бывшими членами «Арзамаса», вел обширную переписку с большинством из них. Скорее всего, именно он обратил внимание друзей-литераторов на новый сборник и предложил принять в нем участие.
Конечно, далеко не все участники «Полярной звезды» были креатурами Тургенева и Вяземского. Так, Бестужеву на ранних этапах его карьеры покровительствовали Николай Греч и издатель журнала «Благонамеренный», автор басен Александр Измайлов. Последний был многим обязан отцу Бестужева: первые произведения будущего баснописца появились в «Санкт-Петербургском журнале» Бестужева-старшего. «Я очень помню, что у нас весь чердак завален был бракованными рукописями, между коими особенно отличался плодовитостью Александр Ефимович: я не один картон слепил из его сказок»{486}, — вспоминал впоследствии Бестужев-младший. Очевидно, именно Измайлов, в конце 1810-х годов сотрудничавший с Гречем, представил ему будущего составителя «Полярной звезды». Первые его литературные опыты — стихотворные и прозаические переводы — были опубликованы в «Сыне отечества» в 1818 году.
Приятельские отношения связывали составителей альманаха с Евгением Баратынским. Рылеев дружил с Булгариным, Антоном Дельвигом и Николаем Гнедичем (которого поддерживал в полемике, развернувшейся в связи с переводом гомеровской «Илиады» «русским гекзаметром») и был с детства знаком с Дмитрием Хвостовым и Иваном Крыловым (будущий баснописец в 1797 году получил должность секретаря генерала Сергея Голицына, а затем несколько лет жил в его украинских имениях, где отец поэта служил управляющим){487}. И Рылеева, и Бестужева хорошо знали президент Вольного общества любителей российской словесности Федор Глинка и редактор журнала общества «Соревнователь просвещения и благотворения» Петр Плетнев.
Однако без главных действующих лиц тогдашней литературной жизни — Пушкина и Жуковского, Дмитриева и Давыдова, Батюшкова и, конечно, Вяземского — «Полярной звезде» вряд ли удалось бы достичь такого громкого успеха.
Общую концепцию альманаха подтверждают критические обзоры Александра Бестужева, предварявшие каждый ее выпуск: в первом это был «Взгляд на старую и новую словесность в России», во втором — «Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года», в третьем — «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов».
Исследователи давно отметили, что Бестужев был не первым, кто в России начал писать литературные обзоры. К примеру, Греч в 1815 году из номера в номер «Сына отечества» печатал «Обозрение русской литературы 1814 года». Правда, оно, в отличие от аналогичных обозрений Бестужева, событием в литературе так и не стало.
И Греч, и другие авторы печатали свои обзоры в журналах, где они зачастую терялись среди множества произведений разного качества. Статьи же Бестужева открывали альманах, состоявший из творений лучших литераторов и имевший целью объединение литературных сил. И конечно же они выглядели как программа всего издания. Бестужев довольно бесцеремонно поставил собственное имя во главу литературного процесса.