Рылеев
Шрифт:
Рылеев читал Карамзина. Сам затевал исторические труды, например «Исторический словарь русских писателей», для которого в 1818 и 1819 годах составлял списки источников, перечни имен, делал выписки, наброски статей — о Фонвизине, Богдановиче, Акиме Нахимове, Григории Сковороде, Симеоне Полоцком, Тредьяковском, Геракове. Но материалы этого словаря — только случайно уцелевший остаток многочисленных прозаических трудов, которыми Рылеев занимался в то время.
Однако главным увлечением Рылеева была поэзия.
Именно в 1819 году в слободе Подгорное Рылеев, счастливый молодой супруг, читая только что купленную книгу — «Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения Михаила Милонова», уроженца Воронежской губернии, вдруг прямо-таки подскочил на стуле, захлопнул книгу и выбежал с нею в сад…
9
Так начиналось стихотворение Милонова «К Рубеллию» с подзаголовком «Сатира Персиева» (это была маскировка, так как у древнеримского поэта Персия такой сатиры нет). Рылеев всей душой почувствовал, что русский сатирик хлещет здесь ювеналовским бичом всесильного временщика, самого Аракчеева.
…Бесславный тем подлей, чем больше ищет славы! Что в том, что ты в честях, в кругу льстецов лукавых, Вельможи на себя приемлешь гордый вид, Когда он их самих украдкою смешит? Сколько твердости, спокойного достоинства в неспешной поступи александрийского стиха! …Гордися, окружен ласкателей собором, Но знай, что предо мной, пред мудрых строгим взором, Равно презрен и лесть внимающий и льстец. Наемная хвала — бесславия венец! Последняя строфа — последний беспощадный удар: Ты думаешь сокрыть дела свои от мира — В мрак гроба? но и там потомство нас найдет: Пусть целый мир рабом к стопам твоим падет, Рубеллий! трепещи: есть Персий и сатира!Милонов как будто подал Рылееву тот «меч», о котором он упомянул в своем «Извинении», обращенном к Наташе Тевяшовой («Не лира мне дана… а острый меч»). Рылеев принял его и стал оттачивать для еще более решительных, чем милоновские, ударов. Рылеев дал своей сатире и более прозрачное название: «К временщику»; по сути это был точный адрес. В подзаголовке он сохранил милоновскую маскировку: «Подражание Персиевой сатире «К Рубеллию».
Может показаться неожиданным и странным такой поворот — к бичующей сатире от галантной поэзии, но именно в практике столпов сентиментализма уживались мадригал и сатира. Лучший тому пример — любимый Рылеевым наряду с Державиным поэт Дмитриев, который вслед за «надписями к Амуру», песнями о ручейках и голубках, обращениями к Лизе, Эльвире и Хлое писал басни и сатиры, а сатиры именно классическим александрийским стихом — «Сокращенный перевод Ювеналовой сатиры о благородстве», «Послание от английского стихотворца Попа к доктору Арбутноту» и особенно блистательный, прославленный в то время (1790-1800-е годы) «Чужой толк».
Вряд ли Рылеев рассчитывал напечатать то, что он написал о временщике, — это казалось невозможным. Но дворянство, особенно военное, Аракчеева ненавидело и в разговорах между собой открыто его порицало. Рылеев читал свою сатиру в Белогорье у Михаила Григорьевича Бедраги, бородинского ветерана, без сомнения, при этом были и другие острогожские знакомые Рылеева, может быть, и братья его жены, Алексей и Иван Тевяшовы, молодые, но уже отставные офицеры. Конечно, всем им была известна сатира Милонова, но «подражание» Рылеева поразило их беспримерной смелостью:
НадменныйМожно себе представить, как мастерски и как пламенно декламировал это Рылеев, как сверкали вдохновением и гневом его глаза:
…Тиран, вострепещи! родиться может он, Иль Кассий, или Брут, иль враг царей Катон! О, как на лире я потщусь того прославить, Отечество мое кто от тебя избавит!Тогда же стихотворение разошлось в списках и присоединилось к сонму русских потаенных произведений, воспитывавших в читателе патриотизм и гражданскую честность. Так Рылеев, уже давно мечтавший о делах во благо России, совершил свой первый гражданский подвиг. Он сказал правду:
Как ни притворствуешь и как ты ни хитришь, Но свойства злобные души не утаишь. Твои дела тебя изобличат пароду; Познает он — что ты стеснил его свободу, Налогом тягостным довел до нищеты, Селения лишил их прежней красоты… Тогда вострепещи, о временщик надменный! Народ тиранствами ужасен разъяренный! Но если злобный рок, злодея долюбя, От справедливой мзды и сохранит тебя, Все трепещи, тиран! За зло и вероломство Тебе свой приговор произнесет потомство!…23 августа 1819 года Рылеев отправился с женой к матери в Батово. Выехали они в собственном экипаже, на своих лошадях, поэтому приходилось делать долгие, иногда по два-три дня, остановки в Воронеже, Туле, Москве, Твери, Новгороде, — это и было свадебное путешествие молодых. Снабженные рекомендательными письмами от родных и соседей, Рылеевы везде находили гостеприимный кров, отдых, посещали театры, бывали на вечерах и гуляниях. В Батово прибыли около 20 сентября, когда уже закружились в волнах быстрого Оредежа золотые листья. Тихая и скромная Наталья Михайловна сразу пришлась по сердцу Анастасии Матвеевне, но уже в конце осени уехала назад, в Подгорное, а Рылеев с матерью остался зимовать в Петербурге, в доме Петра Федоровича Малютина.
Рылеев должен был в Петербурге заняться каким-то затяжным делом стариков Тевяшовых, вероятно — касающихся залога их имения, но главное — он решил завести знакомства среди литераторов, печатать стихи, может быть — найти единомышленников, с кем вместе можно было бы думать о будущем и что-то делать для блага России. Мечтал он также сыскать в Петербурге службу, обосноваться своим домом и уж тогда вызвать к себе жену. В этих хлопотах встретил он зиму.
Он познакомился с Александром Измайловым — журналистом и баснописцем, автором грубоватых, но ярких по языку и содержанию басен, за которые его звали «русским Теньером», чем он очень гордился. Измайлов с 1818 года издавал журнал «Благонамеренный» и был руководителем так называемого Михайловского литературного общества — то есть Вольного общества любителей словесности, наук и художеств.