Рысь в капкане

Зайцев Михаил Георгиевич

– А вы? Кто вы, Раиса Сергеевна? – спросил Виктор на сей раз не без сарказма. Ему стало обидно: уложил трех могильщиков, ее спас от смерти и позора, по ерунде, случайно упустил Акелу, и вот вместо благодарности рыжая баба с шишкой на лбу отчитывает его, как нашкодившего школьника.

– Я – мать, – ответила Раиса Сергеевна, как отрубила. – Мать, которая спасает сына. Я почти спасла его. Если бы ты сразу помог мне снять наручники вместо того, чтобы лосем за ним скакать, Акела был бы сейчас мертв, как и остальные.

– Вы забываете, что, как вы пренебрежительно выразились,

с «остальными» расправился я. В одиночку!

– Ой ли? – Она укоризненно посмотрела Виктору прямо в глаза.

– Ну, не совсем в одиночку. – Он смутился. – Вы мне, конечно, помогли. И морально, и…

– И не в первый раз помогла, заметь! Я, Витенька, вдоволь за вчера и сегодня насмотрелась на твои сопли и трясущиеся ручонки, так что передо мной павлиний хвост распускать не стоит… А вообще ты, Витя, молодец. С нервишками у тебя проблема, а в остальном – полный порядок. Особо гордиться тебе нечем, уж извини за правду, но на полянке ты классно сработал. Если бы еще чуть позже тебе от радости моча в голову не ударила…

– Раиса Сергеевна, я…

– Не нужно оправдываться, я все понимаю… – примирительным тоном произнесла она. – Скажи лучше, где так классно научился лопатой махать?

– Я коллекционирую старинное оружие. В детстве ходил в секцию фехтования, недолго, правда… Иногда посещал военно-исторические клубы… до сих пор посещаю. А там, в клубах, на тусовках коллекционеров и фэнов всяких рыцарских боевых искусств случалось надевать кольчугу, махать топором.

– Поняла. В период моей молодости это называлось «историческим фехтованием».

– Ага, точно! И сейчас это так называется. Но я не фехтовальщик, так, баловался чуть-чуть, от нечего делать…

– Ну вот видишь, сегодня твое «баловство» спасло и тебя, и меня. Помню, знавалась я в юности с одним мастером спорта – шпажистом. Однажды на него напало хулиганье с ножами, а у него в кармане был только огрызок карандаша. Представь себе, он разогнал с этим огрызочком пятерых. Одному в глаз тыкнул, другому в горло, остальные сами разбежались.

– Здорово!

– Да, здорово… – Раиса Сергеевна совсем по-мужски хлопнула Виктора по плечу. – Ну что, Витя? Отношения мы с тобой выяснили, о пустяках поболтали, пора и за дело.

– О чем вы, Раиса Сергеевна?

– Где деньги?

– Какие деньги?

– Я хоть и долго была без сознания, но думается мне, Акела чемоданчик-то отыскал?

– Надо же! А я и забыл про деньги… – усмехнулся Виктор. – «Дипломат» с долларами в машине Акелы.

– Пойду посмотрю. – Раиса Сергеевна повернулась к Виктору спиной, преодолела те несколько метров, что отделяли ее от «БМВ» в голове цепочки машин, и, открыв дверцу, уселась в водительское кресло.

«Как ловко она держит автомат, – отметил Виктор. – И вообще, как ей после всего удается столь грациозно двигаться и так бодро держаться? Влепили ей резиновую пулю в лоб с двух шагов, а ей хоть бы что. Кто же она на самом деле?»

– Витя! – Раиса Сергеевна приоткрыла дверцу. – Будь любезен, поищи в других машинах мобильный телефон, здесь его нет.

Виктор кивнул: мол, понял, поищу, хотел посмотреть в кабине «катафалка», но передумал. Неприятно залезать в салон

автомашины, где так недавно сиживали убитые тобою люди.

Мобильник он отыскал в машине покойного Ястреба, в бардачке, среди прочих мелочей. Схватив его, он поспешил вылезти из машины. И здесь, в автомобиле Ястреба, ставшем привычным и почти родным за сегодняшнее утро, он чувствовал себя не в своей тарелке. Вспоминать об общении с Ястребом не хотелось, как не хотелось вспоминать и о том, что именно его автоматная очередь добила раненного Раисой Сергеевной Ястреба.

Виктор трусцой подбежал к «БМВ», поначалу хотел сесть в кресло рядом с Раисой Сергеевной, но там все еще сидел коченеющий труп Кречета, а на заднем сиденье валялся ремешок с петлей, так недавно обвивавший его собственную шею.

– Ну, чего встал? Залезай, садись. – Раиса Сергеевна не командовала, просила. – Садись рядом со мной.

Поморщившись, Виктор сел в кресло с розовыми разводами подсохшей крови Кречета.

– А ты побледнел, Витя. Как себя чувствуешь?

– Паршиво.

– Где болит? Говори, не стесняйся.

– На душе тошно.

– Понятно… – Она говорила сейчас доброжелательно, почти ласково. – Это нормально, Витя. Нормальная реакция нормального человека. Убивать всегда тошно. Даже врагов, даже защищаясь. Я тебя не пугаю, но приготовься – так называемый «комплекс вины» еще долго будет тебя терзать. Борись с ним логическими умозаключениями, трезвыми рассуждениями, и все наладится, успокоишься… Ну, давай телефон.

– Кому вы собираетесь звонить?

– Евграфову.

– А кто это?

– Тот человек, чьи деньги в этом «дипломате». – Раиса Сергеевна хлопнула ладошкой по «дипломату», лежащему у нее на коленях. – Вадим Борисович Евграфов – хозяин фирмы, где служит Костя, где служил Акела.

– Вы решили вернуть ему деньги?

– Да. Вернуть деньги и рассказать правду.

– Какую правду, Раиса Сергеевна?

Рысь на минуту задумалась. Сказать ему истинную правду? Правду о Косте и о себе? Или преподнести версию, придуманную ради спасения сына-мерзавца?

– Костю подставили, Витя, – вздохнула она. – Костя не крал этих денег, его подставил Акела.

– Если это и есть правда, тогда я не понимаю…

– Витя, это правда для Евграфова Вадима Борисовича. Правда для человека, у которого украли три миллиона долларов. И ты, Витя, именно ты должен мне помочь сделать так, чтобы для Евграфова это стало абсолютной истиной, а не одной из версий. Слушай, Витя, я расскажу тебе все! Все без утайки, с самого начала… В начале семидесятых я носила погоны. Из меня, простой девчонки, делали боевую машину…

Она говорила понятно и складно. Талант к внятному изложению своих мыслей и чувств Костя, бесспорно, получил от нее. Коротко и доходчиво объяснить, в сущности, постороннему человеку мотивы своих поступков, свои ошибки, надежды и чаяния – великое искусство, дарованное далеко не всем. Рысь была предельно откровенна со Скворцовым. Не сразу, но до Виктора дошло, насколько убийственна ее откровенность. Выслушав ее, он должен был сделать выбор – стать либо ее сообщником, либо злейшим врагом. Альтернатив не существовало.