Рысюхин, что ты пил?!
Шрифт:
— Да я от чистого сердца! Кстати, тут побочный эффект от артефакта, сохраняющего подпись, получился. По нашим с профессором прикидкам пластинка выдержит намного больше обычного количества проигрываний. И, да — второй такой в мире нет, это первая и единственная запись с первой генеральной репетиции.
Да, повысил ценность подарка в глазах получательницы, указав на уникальность и неповторимость. И нет, не стыдно.
Вот тоже удивительно — никакого «греческого пантеона», в смысле — «богов Олимпа» в моём мире и близко не было, в отличие от мира деда, а музы из той же Древней Греции — были, причём в том же качестве. Только если у него они считались свитой одного
Ночью снилась Мурка — девушка из студенческого ансамбля, с саксофоном, но без того узкого платья, что было на ней во время репетиции. Точнее сказать — в момент, когда она пропела «Кошки часто ходят без одёжки», я увидел, что она вообще без платья и какой-либо другой одежды. Правда, девушка так держала инструмент и так поворачивалась ко мне, что прикрывала то рукой, то саксофоном, то поворотом тела всё «самое важное». Она танцевала, пела, играла на саксофоне, смеялась и уворачивалась от моих попыток обнять её. Во сне я не задавался вопросом и не удивлялся тому, как она может петь и играть одновременно. Где-то фоном звучал аккордеон…
Глава 18
В разгар посевной, когда множество студентов было задействовано на полевых работах, для пробы записался один раз в патруль. Даже встретили изнаночных тварей, и я тремя выстрелами завалил двух крыс. Не крысолюдов полуразумных, а местное зверьё: с виду обычная крыса, только с куцым хвостом и шестилапая, причём передние лапы не то от крота, не то от медведки. В семи тварях нашли один мелкий и блеклый макр — академия такие по двадцать пять рублей выкупает, в Могилёве при удаче можно продать за тридцать — и тот не в моих зверюшках. Осенью, ближе к зиме, у них в хвостах что-то там копится вместе с жиром, алхимики покупают такие «курдюки» по три рубля штука, но летние никому не нужны. Даже с учётом того, что боеприпасы у меня по специальной цене, патрулирование принесло мне десять копеек чистой прибыли. Как-то идея зарабатывать охотой потускнела в моих глазах.
Учёба шла ровно, я уверенно держался в середняках: не блистал ни в чём, знания деда в естественных науках требовали переосмысления и замены всех фамилий, названий многих констант с физическими величинами. Да что там говорить — названия химических элементов, и те таили в себе подводные камни. Пусть до урана с плутонием мы пока не докопались — по мнению деда в основном от того, что «рыли в другую сторону», хотя первый из металлов мы нашли — назывался он Трансильваний, в честь родины первооткрывателя, и это вызвало очередной приступ нездорового веселья у деда. Правда, никто не интересовался никакими его особыми свойствами, кроме способности красиво окрашивать стекло. Ладно, богов Луны и Солнца у нас не было, потому селен и гелий в честь них никто не называл. С этими четырьмя элементами всё было хотя бы очевидно и заранее понятно. Палладий и титан — тоже долго думать не надо, чтобы понять связь с «божественным». Прометий, торий и ещё кучу всего «божественного» и нет пока не открыли. Но вот от металлов, известных деду как «никель» и «кобальт» подвоха он не ожидал, однако же — нет их у нас! Точнее, совсем не так называются. В общем, почти всю химию и большую часть физики мы с дедом учили заново на двоих: я — всё подряд, он — отличия от ранее выученного. Но в любом случае — пользоваться его подсказками для ответов было очень опасно.
Так вот, всё шло ровно, пока не началась череда мелких неприятностей: то у меня пробирка окажется треснувшей, то реагент просроченным, то шаблон гнутым. Началась вырабатываться привычка внимательно изучать все выдаваемые инструменты и материалы по возможности, не прикасаясь руками и не отходя от выдачи. Сокурсников эта моя медлительность раздражала, конечно, но когда я заметил и пресёк третью подряд попытку выдачи мне негодного инвентаря — стали относиться с пониманием. Так бы и ломал голову над затянувшейся полосой невезения, если бы не Надежда свет Петровна.
— Юрочка, а чем это ты так нашего складского крысюка, Нутричиевского, обидел?
— Я?! Его?!
— Ну, судя по тому, что он пытался на твою комнату вместо постельного белья выдать — сильно обидел.
— Скорее, это он меня обидеть пытался, но до конца не смог. Ой, а что там с бельём?!
— Нормально всё с бельём. Не на моей территории он свои шашни устраивать будет!
Комендант ещё какое-то время возмущалась происками Нутричиевского, но как мне показалось, главным образом из-за того, что он без спросу залез в её заведование.
«А Наденька-то у нас зверушка территориальная. И если на то, что она своим считает, покуситься — мало не покажется! Какой вывод?»
«Надо стать для неё своим?»
«Хорошая мысль. А ещё — не гадить, где живёшь!»
Ну, Нутричиевский, ну, гнида водоплавающая! Я ведь искренне хотел забыть и про него, и про те триста рублей, что он у папы выманил, и даже про его оскорбления у ворот! Но если он сам не хочет мира — будет ему война! Заодно, может, и Жабицкий поуспокоится. В конце концов, меня же в даче взятки не обвинишь, даже в соучастии! Во-первых, я на тот момент был несовершеннолетним, во-вторых, Высочайшее благоволение закрывает всё, что было до него.
Я подготовился: вспомнив канцелярские премудрости, подготовил обстоятельную докладную записку на имя Жабицкого со всеми, как мне казалось, требуемыми тонкостями в оформлении. Улучив момент, когда в коридоре перед поворотом к норе жандарма никого не было, юркнул туда.
— Добрый вечер. К вам можно?
— Ко мне всегда можно, если по делу.
— По делу.
— Ну, наконец-то! Надоело Ваньку валять, господин «эксперт»?
— Я. Ничего. Не. Валяю.
— И зачем тогда ко мне?
— По делу. Мошенничество, вымогательство, получение взяток. Интересует?
— Так, значит? Ну, берите перо, бумагу…
— У меня всё готово.
— Сразу видно профессиональный подход.
Эту шпильку я решил оставить без ответа, иначе так и будем гавкаться безо всякого толку, пока у одного из нас не закончится либо свободное время, либо терпение.
— Давайте своими словами, потом почитаю — глаза устали.
Я обстоятельно начал рассказ — с майского приезда, и по мере продвижения истории Жабицкий всё мрачнел. Наконец, посреди нашего столкновения с Нутричиевским в августе, он хлопнул ладонью по столу:
— Так, хватит!
— Что именно?
— Пересказывать мне старые сплетни!
— Я ничего не пересказываю, и это…
— Это очередной пересказ бредней какого-то дружка-неудачника, которого вы взялись выгораживать!
— Это то, чему я сам был свидетелем и участником!
— Я сказал — хватит врать!
— Хватит мне хамить! Я не имею привычки врать!
— Не хочешь, значит, по-хорошему?! Ещё два года назад я лично проверял такой же бред! Лично допрашивал господина Нутричиевского и он при свидетелях поклялся своей богиней, что не брал денег у заявителя! Так что или ты сейчас же пойдёшь, извинишься перед господином Нутричиевским за распространение слухов и принесёшь мне настоящую информацию, ты понял меня, щенок обнаглевший?!