Рыжая 4. Тупиковое звено. Часть 2
Шрифт:
«Его жизнь – печальнейшая из поэм», – написал когда-то о железном Феликсе Троцкий, даже не предполагая, насколько печальнее окажется эта жизнь уже после смерти. Впрочем, у Троцкого жизнь тоже оказалась не сахаром.
Даша развернулась и еще быстрее зашагала в противоположную сторону. Она старалась не вдыхать холодный воздух больным горлом.
Мысль, осенившая ее во время чаепития, была больше, чем мысль. Даже если брака и не было вовсе или он оказался бездетным, то все равно сейчас жизненно необходимо раструбить о нем всем окружающим. Это даст необходимое время, чтобы во
Резко закололо в правом боку. Даша остановилась в мрачном, скверно пахнущем переходе, прислонилась к стене и попыталась успокоить дыхание.
– Девушка, а как попасть в Лефортово?
Чем-то холодным полоснуло по нервам. Сглотнув, она медленно повернула голову:
– Что?
– Как отсюда в Лефортово попасть? Метро-то вроде такого нету… – Немолодая женщина, обвешанная сумками, смотрела без особой надежды. – Не знаете?
– Знаю. – Поняв, что это просто досадное совпадение, Даша немного успокоилась. – Вам нужно доехать до «Семеновской», а дальше на трамвае. Смотря куда вам надо.
– Да там золовка моя живет. – Женщина явно обрадовалась и принялась объяснять с провинциальной доверчивостью: – Совсем рядом с немецким музеем. Красненькие дома такие, знаете?
– Немецким музеем? – Даша не помнила такого музея. А ведь когда-то она знала все музеи в Москве. – Вы уверены, что такой существует?
– А то! Золовка писала, года три как открыли. К ним из Германии всякие важные послы приезжают, даже улицу, говорит, перекрывают… Да и вообще народ валом валит.
– В музей? – Даша продолжала сомневаться. – На послов, что ли, смотреть?
– Зачем на послов? Там центр, чтобы родственников своих найти. А кто ж нынче не хочет немецкой родней обзавестись? Чай, не сорок первый…
«Это судьба», – вдруг с какой-то спокойной уверенностью подумала Даша.
– Простите, а как точно называется эта улица?
2
Через полчаса она вышла на тихую аллею, густо обсаженную тополями. Тополиные листочки пожелтели, затвердели на холоде, звонким шорохом откликаясь ветру. Трамвай громыхнул и скрылся за поворотом. Даша запахнула длинный без застежек плащ, купленный вместо испачканной куртки. Вещь, конечно, красивая, но непрактичная. Во всяком случае не для общественного транспорта.
Оглядевшись по сторонам, она попыталась сориентироваться. Несмотря на то что Лефортово было одним из старейших районов Москвы, Даша знала его плохо. Вернее, не знала совсем. Этим неприятным качеством отличается большинство жителей крупных городов: живя на западе столицы, они зачастую понятия не имеют, что делается на востоке. Хотя о самой истории Лефортово она все же кое-что знала. Когда-то на окрестных полях муштровал свои Потешные полки будущий император – привет «Семеновской» и «Преображенской», позднее тут же раскинулась знаменитая немецкая слобода, посреди которой и выстроил свой дворец швейцарец Лефорт. Ох, и любил погулять здесь Петр Алексеевич! Бывало, днями праздновали: все двери и ворота замка закроют, выйти нельзя, можно только есть, пить и веселиться без меры. Через неделю многие отдавали концы.
«Храни нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».
Не избежал преждевременной кончины и сам Лефорт. Окончил дни свои он скверно, хоть и не в угаре пьяном, – гнилая лихорадка его добила. Москва – это вам не Швейцария, тут здоровье богатырское надо иметь.
Приставая к одиноким прохожим, она наконец обнаружила небольшой домик с латунной табличкой: «Немецкий музей в Лефортово. Ежедневно с 10 до 19. Понедельник выходной».
Кто бы сомневался, что сегодня был понедельник. Но раз уж она сюда добралась, то только грубая физическая сила сможет ее не впустить вовнутрь. А у музейных работников, по счастью, таковой не обнаруживается. К тому же, она в некотором смысле коллега, целый искусствовед.
Потоптавшись с минуту на пороге, Даша решилась и нажала кнопку. Дверь распахнулась практически сразу. Возможно, с той стороны за ней наблюдали.
– Музей закрыт, – фраза прозвучала строго, но без напора, даже чуть вопросительно.
– Да, я знаю. Я сама когда-то работала в музее.
– Вы что-то хотели? – женщина в строгом костюме немного смягчилась.
– Да. Вы знаете, у меня очень деликатный вопрос, и я хотела обсудить его с кем-нибудь из специалистов. В области остзейского дворянства. – Даша намеренно заменила слово «прибалтийского» на «остзейского», так звучало профессиональнее.
Сотрудница музея, казалось, раздумывала:
– Проходите.
Они вошли в небольшой, но красивый холл. Темно-красные стены приятно контрастировали с белыми пилонами и лепниной. На лестничном марше, с которого симметрично разбегались лестницы, возвышался бюст самого Лефорта.
Директора музея звали Лилия Сергеевна. Бормоча какие-то благодарственные слова, Даша проследовала за ней в небольшой кабинет, отделенный от основного помещения тяжелой портьерой. Кабинет выглядел вполне современно.
– Присаживайтесь. – Лилия Сергеевна сразу прошла в небольшой закуток, где стояли кухонная тумба и электроплитка. – Хотите чай или кофе?
– Кофе, если можно. – Даша осмотрелась, не боясь показаться невежливой. Ведь музеи для того и существуют, чтобы глазеть по сторонам. – Это фотографии сотрудников?
– Да. Еще спонсоры, представители комитетов.
– Не знала, что в Москве открыли такой музей. Правда, меня не было почти шесть лет или даже больше…
– Мы существуем всего три года. – Женщина поставила на стол две чашки. – Берите сахар, пожалуйста.
Когда первые условности были соблюдены, Даша решила перейти к делу.
– Лилия Сергеевна, для меня ваш музей – последняя инстанция. Просто не знаю, куда еще обращаться.
– Я слушаю вас.
– Дело в том, что по отцу моя линия идет от представителей остзейского дворянства, до недавнего времени считавшаяся угасшей…
– Угасшей? – Лилия Сергеевна удивленно приподняла красивые круглые брови. – А как же вы?
– Мой отец был усыновлен и почти всю жизнь носил фамилию отчима. Недавно я узнала, что родной дед имел другую семью и, возможно, потомков. Я хотела бы их разыскать.