Рыжая некромантка
Шрифт:
– Пусть он будет твоим, мне он случайно достался, я совсем не умею на нём играть. Да и никто здесь не умеет, а так, как ты, и подавно!
– Орочий шаманский бубен, давно он у этой мавки, даже не упомню как ей достался, - тихо проговорил Куржум, обращаясь к Удургу, - она вот так иногда пыталась на нём сыграть, но только вносила разлад.
– А ты откуда знаешь? Ты же поляну сторожишь, танцевать на ней запрещаешь, – ехидно проскрипел большой леший, скрипом трудно передать ехидство, но Удургу это удалось, Куржум ответил:
– Так не всё же время сторожу, иногда отлучаюсь или сплю. Вот тогда они и танцуют.
– А ты подсматриваешь, –
– Дык… Как же их без танцев оставить? И не подсматриваю я – любуюсь!
Большой леший зашелестел. Словно дерево листвой под ветром, что должно было означать смех. А тем временем рыжая девочка поблагодарила мавку и снова ударила в бубен, в этот раз мелодия (хотя на бубне очень трудно воспроизвести мелодию, но Листвяне это удалось) была очень похожа на ту, что играли лешие, фавны и дримары. Они подхватили её, заиграв на своих инструментах, ритмичность бубна удивительно органично вплелась в эту музыку, задавая танцу совсем другой, более быстрый и даже какой-то жизнерадостный темп, и хоровод лесных дев с присоединившимся к ним Листвяной, Ухрей и Альен закружился по поляне. Смотреть на эти танцы пришли другие гудурхи, и не только они, собрались простые лешие, водяные с русалками (эти тоже присоединились к танцующим), пришли лесные звери, остановившиеся в отдалении и зачарованно наблюдавшие за этим праздником. А повод, как оказалось, для праздника был, прибежавшая по огненной дорожке огневушка (уже вполне взрослая девушка, а не девочка, как Альен) рассказала:
– Гиблое болото, то, что в центре леса, уменьшается! Уже по его краям кусты и молодые деревца растут! А само болото… Становится таким прекрасным! Я первая увидела, можно я там свой пень поставлю? А то мне с подругой тесно, а так у нас будет – у каждой своё болото!
Удуруг покивал, поскрипел и указал на танцующих:
– Вон, Гутье, болото, где Альен живёт, освобождается.
– А что с Альен? – забеспокоилась взрослая огневушка и, разглядев свою младшую сородичку, удивлённо спросила: - Почему освобождается? Вон же она!
– Уходить она собралась с Листвяной, - большой гудурх указал на рыжую девочку, сейчас мало чем отличающуюся от настоящей огневушки, разве что по чешуйкам не бегало пламя.
– О! – обрадовалась взрослая огневушка.
– У нас новая сестрёнка!
– Это Листвяна, - пояснил Удуруг, - она спасла наш лес, она убрала его проклятье, ты же сама видела, что происходит с гиблым болотом. Они перестало быть таким, становится обычным, и место им занимаемое будет меньше, но болото всё же останется, потому что лес без болота - это не лес! Сама, Гутье, понимаешь!
– Так вот какая она! Маленькая! – изумилась огневушка, присмотревшись, добавила: - Говорят, она у людей живёт, значит человек. Но человек не смог бы прогнать ужас гиблого болота, значит не человек, но у людей живёт… Я вот вижу, что она не человек, тогда почему не останется с нами? Зачем ей к людям? Что ей там делать?
– Разглядела? – проскрипел большой гудурх.
– Она не человек. Но она больше человек, чем многие люди! Поэтому к ним она и хочет уйти, нам ли этому препятствовать?
Пока Удург и Гутье разговаривали, танцы закончились и подружки подошли к Удуругу и Куржуму, который не принимал участия в разговоре со взрослой огневушкой, теперь этот гудурх вздохнул-проскрипел:
– Листвяна, может, всё же у нас останешься? Зачем тебе к людям? А танцевать здесь будешь, когда захочешь, я же вижу – тебе понравилось.
– Понравилось, - кивнула девочка, прижимая к себе бубен. Чешуйки исчезли, словно впитавшись в немного смуглую, золотистую кожу, и девочка перестала быть похожа на огневушку. Увидев изумление взрослой огневушки, девочка кивнула:
– Ага! Потому мне и надо к людям, я это чувствую!
– Но ты же… - Гутье прикоснулась к плечу девочки, и там снова появилась золотистая чешуя.
– Да, Листвяна, ты не человек, это же видно! Лес тебя принял! Почему же ты жила у людей? Ты должна быть с нами! – поддержал Гутье Куржум, девочка грустно улыбнулась и сообщила так, как будто это должно было всё объяснить:
– Меня зовут Листик! Листвяна это имя, которое дала мне… - девочка не договорила, в глазах её появились слёзы, и она отвернулась. Удург заскрипел, непонятно что этим показав – то ли подтверждение своих ранее сказанных слов о человеческой природе рыжей малышки, то ли намекая Куржуму и Гутье, чтоб не касались этой темы – почему девочка не хочет оставаться в лесу, где была уничтожена деревня с приютившей её семьёй. Куржум подхватил девочку на свои ветви-руки, тут же туда запрыгнули лешая и огневушка, и гудурх унёс девочек в чащу. А Гутье, посмотрев им вслед, задумчиво произнесла:
– Листик, орочье имя. Может и нет, но среди орков очень распространено, многие орчанки так называют своих дочерей. Это имя их Арыамарры – говорящей с богами или от имени их богов: могучего Ырмытыра, их верховного бога, и Анурам – верховной богини орков, которую они уважают и чтут, даже больше своего воинственного бога-мужчины. По поверьям орков Арыамарра равная богам.
– А ты откуда это знаешь? – удивился тот самый вечно сомневающийся гудурх, слушавший разговор своего предводителя и огневушки, та улыбнулась:
– Знаю! Или ты думаешь, что мы совсем дикие и тёмные?
Словно подтверждая, что это не так, по коже-чешуйкам огневушки побежали маленькие язычки пламени, превращая девушку в подобие готового вот-вот разгореться костра.
– Ну-ну! Без баловства мне здесь!
– строго проскрипел Удург, и словно раздумывая добавил: - Орочье имя, говоришь? Острые ушки, зубки с маленькими клычками, необыкновенно рыжая… Что-то от орков у неё точно есть! Похоже, ты, Гутье, права, она – полукровка-орчанка. Только с очень малой долей орочей крови, уж очень не выражено это. Всё-таки больше на человека похожа.
Удург замолчал, видно размышляя над этим вопросом, молчали и его собеседники, чтоб не мешать раздумьям своего предводителя.
Граф Эртур Данадье, губернатор провинции Эролт, молчал, размышляя над только что полученной информацией. Молчали и сидящие напротив него Иртувель - маг жизни, старший инспектор комиссии по борьбе с незаконной магией, и сэр Муур, командир корты, сопровождавшей эльфийского мага к месту, где было проведено запрещённое чёрное колдовство. Вообще-то рыцарю не пристало сидеть в присутствии губернатора провинции, но эльфа и мастера жизни не поставишь по стойке смирно, так зачем это делать с благородным рыцарем? Чтоб только показать свою значимость? Лучше куснуть высокомерного эльфа, показав, что ставишь его на одну доску с командиром корты, пусть и особой. Потому-то сэр Муур, немного смущаясь от оказанной ему чести, тоже сидел напротив губернатора. Данадье глянул на эльфа и медленно, словно раздумывая, произнёс: