Рыжая племянница лекаря
Шрифт:
– Не полюблю, – произнесла я едва слышно, поскольку горло мне сдавили рыдания.
– Откуда тебе знать… – начал было дядюшка, но осекся, а затем побагровел от гнева. – Так вот оно что! Ты, вертихвостка, уже завела с кем-то шашни! И кто же, позволь узнать, глянулся тебе больше сына старого Кориуса? Что за бездельник тебя охмурил? Фейн, хоть ты пустоголова, как и все девчонки, но ранее я думал, что у тебя хватит соображения не прошляпить выгодный брак – ведь ты сама видела, как живется твоим сестрам, вышедшим замуж как на подбор за каких-то мелких проходимцев! Сколько я вбивал тебе в голову – смотреть нужно всегда вверх, иначе и не узнаешь, что есть в жизни что-то лучшее, чем та грязь, по которой ступают твои ноги. И мне казалось, что уж этому я сумел тебя научить… Но что я слышу теперь –
И тут я предательски покраснела так, что дядюшка снова умолк, теперь уж побелев.
– О нет, – промолвил он в ужасе. – Только не это!
– Дядюшка, выслушайте меня… – попыталась я обратиться к нему, но попытки мои были тщетны – дядя Абсалом был испуган всерьез.
– Ты хочешь погубить меня во второй раз, – потрясенно промолвил он, оседая на один из стульев. – Мне пришлось бежать из Олорака, оставив за спиной пепелище, лишь потому, что я поддался уговорам твоей матушки и согласился принять тебя в своем доме. Я подумал, что раз уж бездетен, то в глазах богов и людей будет достойным поступком взять под опеку юное дитя, родители которого не в силах поставить его на ноги. Так, по меньшей мере, я объяснял свой поступок вслух, ведь стоило кому-то прознать про истинную причину, по которой твои родители решили с тобой расстаться, – и вновь вокруг тебя начали бы множиться суеверные страхи. Ты и сама знаешь, что немногие согласились бы принять тебя в свой дом. Но мне всегда казалось, что ты смышленее своих сестриц, да и матушку умом значительно превосходишь, оттого я и проникся жалостью к твоей судьбе. Мне полагалось догадываться, что ничем добрым это не закончится, но… Не знаю, решился бы я стать твоим опекуном, если бы мне сказали, что не пройдет и пяти лет, как мою лавку сожгут, а меня с позором изгонят из городка, где я прожил почти всю свою жизнь. Отрекся ли я от тебя в сердцах? Отослал ли к тетушке в Прадейн? Укорил ли за то, что моя прежняя спокойная жизнь была разрушена?.. Нет, я понимал, что хоть ты и стала причиной бед, обрушившихся на мою голову, но не была в них виновна. Все это время мы искали теплый угол, чтобы остановиться и вернуться к обычаям прежней жизни, пусть надежды на то почти не имелось – люди редко оправляются после такого падения. И вот благодаря милости богов мы очутились в настоящем дворце! Я и мечтать не смел о том, что когда-то получу должность лекаря при знатном господине! Разве ты не понимаешь, что подобный шанс выпадает один раз и далеко не каждому? Мы должны любой ценой сохранить это положение!
Я кивнула, с трудом сдерживая слезы. Дядюшка Абсалом говорил чистую правду – все произошло именно так, как он рассказывал. Из-за того, что он проявил сочувствие к своей младшей племяннице, его жизнь была уничтожена, и некогда преуспевающий аптекарь стал бродягой, ярмарочным шарлатаном…
– Герцогиня не простит нас, если узнает, что ты завела интрижку с ее муженьком, – дядя понизил голос, но видно было, что произнести страшную правду вслух стоило ему немалых усилий. – Это чернейшая неблагодарность, и расплата за нее будет жестокой. Ну-ка говори, давно ли ты сошлась с герцогом?
Мне пришлось рассказать о наших коротких встречах, и лицо дядюшки Абсалома несколько просветлело.
– Так значит, дело не зашло дальше разговоров? – переспросил он и, дождавшись моего унылого кивка, с удовлетворением сказал: – Ну-с, все не так страшно, как я думал. Ты просто вбила себе в голову какую-то чушь, а с господина Огасто и вовсе спросу никакого – он нездоров душевно, потому может вести такие беседы и со своей лошадью. Хвала богам, что я узнал о твоих проделках до того, как это зашло слишком далеко! Ну что ж, теперь я уверен как никогда – тебя нужно как можно быстрее выдать замуж за Кориуса-младшего, пока ты не натворила бед.
– Нет! – закричала я, теперь уж дав волю слезам. – Я не хочу замуж!
– Еще бы! – взъярился на меня дядя. – Ты хочешь стать любовницей герцога! Распутной девкой, в которую все тычут пальцами! Нечестивой шлюхой, перед которой закрыты двери всех приличных домов! Или ты надеешься, что пойдешь под венец с самим господином Огасто? Что он отошлет свою жену обратно в столицу, вытребует развод… или тайно придушит супругу, а затем женится на какой-то бродяжке без роду, без племени?
Я упрямо молчала.
– Фейн, я не хотел заводить с тобой этот разговор, но ты меня вынуждаешь. Его светлость… он и впрямь серьезно болен. Вчера я видел его, и признаки неутешительны как на подбор. Мы очутились между молотом и наковальней – я не взялся бы его излечить, пусть бы он на то согласился, а он к тому же лишь притворяется, будто придерживается моих предписаний. Остается уповать на волю высших сил – если он излечится, то только по их благословению. Кто знает, простит ли нас герцогиня, если поймет, что состояние его светлости ухудшается? А если он, тьфу-тьфу-тьфу, преставится? Я смогу спасти свою седую голову, если к тому времени герцогиня будет мне доверять безоговорочно – и я всеми силами нынче пытаюсь втереться к ней в доверие. А ты… ты наносишь мне удар в спину, так и знай. Мало нам имеющихся бед… Иди под венец с Кориусом-младшим, если не хочешь нас погубить! Забудь свои бредни!
– Мне не нужен никто другой! – прошептала я, всхлипывая и заикаясь.
– Вон! Марш в свою комнату и не смей оттуда выходить! – терпение дядюшки Абсалома иссякло. – Я отправлюсь к герцогине и скажу, что свадьбу нужно устроить как можно скорее! А если узнаю, что ты вновь пыталась встретиться с господином Огасто, то… то… прогоню от себя, так и знай!
Он втолкнул меня в маленькую комнатушку, служившую мне личной спальней, и закрыл дверь на засов – я слышала глухой скрежет петель.
Теперь уж я дала волю чувствам и рыдала так громко и самозабвенно, что не сразу услышала, как меня зовет Харль.
– Что произошло? – спросил он, когда я подошла к дверям, все еще поскуливая и шмыгая носом. – Я слышал, что тебе сегодня полагается быть счастливейшей из девиц этого дворца, но не слишком-то это похоже на проявления радости…
– Харль, – я припала к двери, торопливо утирая слезы. – Выпусти меня отсюда! Мне нужно поговорить с… одним человеком!
– Раз засов опустил твой дядя, то мне ли его подымать? – преувеличенно рассудительно ответил вредный мальчишка.
– Только не изображай, будто ты так почитаешь моего дядюшку, что не решишься его огорчить! – со злостью огрызнулась я, но тут же вернулась к умоляющему тону. – Прошу тебя, отопри дверь! Моя судьба решается сегодня, а мне самой и слова не дали сказать…
– Мике Кориус – славный парень, хоть и косоват, – с затаенной насмешкой заметил Харль.
– Провалиться ему к бесам, – возопила я. – Я не припомню, видела ли его хоть раз! Этой свадьбе не бывать, клянусь!
– И кто же помешает ей состояться? – продолжал измываться надо мной мальчишка, наслаждавшийся мимолетной властью надо мной.
– Это не твое дело! – вспылила я. – Выпусти меня и… и узнаешь, когда придет время!
О, какой же решительной и смелой я казалась себе в ту минуту! Я готова была растоптать свою жизнь, порушить будущее дядюшки Абсалома и смиренно принять все проклятия, которыми он меня заслуженно наградил бы. «Пускай, пускай! – говорила я, воображая, что душу мою обжигает темное пламя, требующее жертв и безумств. – Ничто не имеет смысла, если я не буду рядом с господином Огасто! Пусть меня ненавидят, презирают, но одна-единственная минута счастья стоит любого наказания».
Когда я услышала, что Харль отпирает дверь, глаза мои заволокла жгучая пелена, дыхание сбилось, а живот от волнения свело судорогой. Я ринулась в дверь, оттолкнув мальчишку, и побежала к библиотеке, не видя ничего вокруг себя и не отдавая отчета в том, как выгляжу – растрепанная, заплаканная, в измятом, перекосившемся платье.
У библиотеки решимость покинула меня, и я замерла, страшась постучаться. Мне вспомнилось, как госпожа Вейдена говорила, что ей одной разрешалось беспокоить герцога, когда он уединялся здесь. Но ведь то, на что я решилась, в какой-то мере означало занять место ее светлости около господина Огасто, а для этого требовалось куда больше дерзости. Я мотнула головой, отгоняя предательскую слабость, и уверенно постучалась. Некоторое время я прислушивалась, ожидая ответа, но мой обостренный слух не уловил никакого шороха, вздоха или скрипа. Превозмогая страх, приоткрыла дверь.