Рыжая Соня и ветер бездны
Шрифт:
— Ну, как сказать… — замялся достойный муж, чувствуя себя крайне неуютно под взглядом насмешливой девчонки.— Видишь ли, он пообещал…
— Много?— засмеялась Соня.— А то я подумала, что ты один в вашем роду такой…
— Какой? — насторожился Рашмаджан.
— Да нечета сыну,— усмехнулась Соня.— Талгат вечно норовит заработать хотя бы медяк.
— Ты молода и глупа! — рассердился Рашмаджан.— Я учу его бережливости, как меня учил этому мой отец. Чего сорить деньгами, если они достаются тяжким трудом? Моя наука идет ему впрок! Тут медяк, там серебряный —
Он припал к кружке. Потом засунул в рот большой кусок мяса и принялся сосредоточенно жевать, недовольно сопя. Налил себе еще и проворчал:
— Ты будешь слушать или нет?
— Буду, буду,— успокоила его девочка.
— Так вот,— продолжал отец Талгата,— этот человек оказался двоюродным братом предводителя Синих Тюрбанов. Родственником самого Анвара!
— А ты этого не знал?
— Представь себе, не знал. Этот Самат ехал к нам из другого города, когда на него напали и тяжело ранили.
— Странно,— не выдержала Соня,— напали, а не убили. Зачем оставлять свидетелей?
— Да-а…— пожевал губами опешивший Рашмаджан.— Вся в отца! Узнаю Келемета. Вижу, девочка, от тебя нужно держаться подальше, иначе не выживешь.— Улыбка Сони не сулила ничего хорошего.
Собеседник взглянул на нее с удивлением, и в глазах его мелькнуло нечто вроде уважения к рыжей соплячке.
— В общем,— он снова почесал в затылке,— тот человек замолвил за меня словечко Анвару. Сама понимаешь, в знак благодарности, да и рубакой я был тогда совсем неплохим,— самодовольно добавил он.
— Ну а какое отношение к твоим успехам имел отец? — поинтересовалась девочка.
— Я как раз к этому подхожу,— почему-то понизив голос, сказал отец Талгата.— В городе Синих Тюрбанов боялись, как огня. Никто не решался с ними связываться. Как-то мелкая шайка Хромого Сабира, взяла одну лавку. Так себе людишки, не из особо ловких. Во всяком случае, мало кто про них знал. Копошатся себе, ну и пусть копошатся…— На лице Рашмаджана появилась, презрительная гримаса.— Так вот, погрузили они товар на двух ослов и собирались уже сматываться. Дело, сама понимаешь, происходило ночью. Кто ж днем ворует? — ухмыльнулся Рашмаджан,— На их беду в переулок, где подельники ограбили лавку, въехало человек двадцать из Синих Тюрбанов. И сам Анвар с ними.
— А ты?
— Я охранял дом главаря. Так вот,— продолжал он,— Анвар был в плохом настроении и велел отобрать добычу у Хромого Сабира. Просто решил повеселиться да указать воришкам, место. Кто ж посмеет перечить Анвару? Отдали безропотно, но один человек все-таки высказался: в ночном промысле, мол, все свои и негоже так поступать.
— Мой отец? — затаив дыхание, спросила девочка.
— Да, он,— вздохнул Рашмаджан.— Я его тогда не знал. Анвар рассвирепел и приказал убить нахального парня, да тот оказался не из пугливых…
— Ну! — Соня даже привстала в нетерпении.— Что он сделал?
— Убил троих и сумел удрать.
— Здорово! — восхищенно захлопала в ладоши девочка.
— Так-то оно так,— снова вздохнул отец Талгата,— но его узнали. Келемет ведь не с луны спрыгнул, а жил в Аграпуре с детства и многим был знаком. Я тоже слышал о нем от брата, с ним твой отец вел какие-то торговые дела.
— И что?
— А то,— покачал головой Рашмаджан.— Анвар пришел в ярость и приказал добыть его, хоть из-под земли и прирезать. Наши кинулись в дом Келемета, но его, разумеется, там не оказалось. Но Синие Тюрбаны убили его жену, ее мать, а жилье и лавку подожгли.
— Ничего не понимаю,— нахмурилась Соня.— Ты сказал, что мои родители тогда еще не познакомились…
— Да,— кивнул Рашмаджан.— Но Келемет в юности был женат на другой женщине, а с твоей матерью встретился позже.
Девочка сильно сдвинула брови. Она живо представила себе, как десяток бандитов издеваются над двумя невинными женщинами. В ней всколыхнулась жалость и к ним, и к отцу. Он ушел на дело, оставив семью, дом, а вернулся на пепелище, к обгорелым трупам. Соня в гневе сжала кулачки.
— Дальше! — требовательно воскликнула она.
— Дальше? — задумчиво повторил собеседник.— Мне пришлось познакомиться с Келеметом…— Он прикрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими на него воспоминаниями.
Соня молча ждала, наконец, Рашмаджан, заговорил вновь:
— Я уже сказал, что стоял в ту ночь на страже у дома Анвара, огромного дома, с садом, бассейном, окруженного крепкой стеной. Таких в Аграпуре нашлось бы немного, может, только у наместника пороскошней, да у пары вельмож,— медленно продолжал Рашмаджан.— Каждую ночь человек семь-восемь из Синих Тюрбанов охраняли самого главаря и его семью. Надо ли говорить,— гордо продолжал он,— какие умелые ребята мы были. Любой мог справиться с двумя, а то и с тремя воинами. Боялись нас все. В Аграпуре, да и за его стенами, не удалось бы найти человека, который по доброй воле, в твердом разуме, решился бы столкнуться с Синим Тюрбаном. Но один такой сыскался.
Соня вся превратилась в слух. Она впилась глазами в Рашмаджана, и тому показалось, что эти серо-стальные глаза с неподвижными бездонными зрачками пронизывают его насквозь. Он зябко повел плечами, удивляясь, как может обладать подобным взглядом молоденькая девчонка.
— Я нес службу во внутреннем дворике, у покоев Анвара и его близких. Остальные сторожили в других местах: кто в саду, кто у ворот один всегда сидел на крыше. Сама понимаешь, времена были неспокойные — а когда жизнь шла без тревог? — да и обиженных Синими Тюрбанами хватало, в общем, охрана имелась многочисленная и надежная…
Он снова надолго замолчал, собираясь с мыслями.
— Короче говоря, я ничего не услышал: ни шума, ни шороха, но внезапно почувствовал у своего горла холод лезвия. Меня спас подаренный братом шелковый платок, очень яркий: даже в ночном полумраке пурпурная материя переливалась и блестела. Брат купил два таких не то в Иранистане, не то еще где-то в тех краях и один отдал мне. — Рашмаджан весь съежился, будто вновь очутился в ночном карауле, а смертельный холод стали по-прежнему сковывает его движения и разум.