Рыжая Соня и Владыка падших
Шрифт:
— Странно,— перебил ее Альво,— а ведь и я почувствовал то же самое, но потом плюнул и забыл об этом.
— А я нет. Я все время пыталась подстеречь того, кто плетется за нами, но ничего не получалось.
— Помню,—хмыкнул Сям.— Поначалу ты вела себя странно, но я решил, что это женские капризы.
— Само собой,— состроила гримасу Соня.— Что ты еще мог подумать? Но именно поэтому я и промолчала. Вы все равно не восприняли бы мои слова всерьез. Да и тот, кто следил за нами, мог подслушать. Но сегодня я почувствовала, что взгляд исчез, и вдруг увидела огромную ворону, которая летела в глубь долины.
— Я тоже ее видел,— кивнул Альво.
—
Ханторек поднялся, стараясь не потревожить спящую Халиму, и, подойдя к столу, обернулся. Молодая женщина соблазнительно раскинулась на простынях, черные как вороново крыло волосы разметались по подушке. Она спала... Или делала вид, что спит. Только что она дарила ему ласки, а он, закрыв глаза, пытался убедить себя, что сжимает в объятиях не опостылевшую гирканку, что не ее, Халимы, тело дрожит в его руках от возбуждения, что не с ее губ, а из уст рыжеволосой шадизарки вырываются страстные стоны. Но стоило открыть глаза, и чудесное видение, в которое он сам уже готов был поверить, пропало...
Он стиснул зубы, налил вина, но внезапно передумал, поставил кубок на стол и подошел к окну. Как хорошо все шло! Он уже почти заставил себя забыть о ней. И вдруг... Все пошло прахом, когда он узнал, что шадизарцам удалось добраться до долины. Путь до Логова должен занять у них сутки, но вороне, чтобы преодолеть то же расстояние понадобилось гораздо меньше времени. Солнце еще не успело опуститься за вершины гор, а она уже влетела в открытое окно, где ее ждали.
Настоятельница первой узнала новость и тут же велела снять всех наблюдателей. Не мог же он теперь явиться к Разаре и сказать: «Я все это время думал и наконец понял, что набрал скверных кандидатов. Прошу меня простить, а их уничтожить!». Он усмехнулся. Да еще проклятый Север здесь! Ханторека то же самое известие застало в постели, и он не на шутку испугался. Как сумели они пробраться через все кордоны, которые он постарался выставить у них на пути?! Впрочем, он недолго ломал голову над этим. Воспоминания о рыжей амазонке нахлынули на него, превратив ласки Халимы в пытку!
Он вдруг представил, что они уже здесь, но почти сразу успокоился. Тридцать человек уже пришло, а в живых осталось только двое. Рано еще хоронить себя.
«Тьфу! Баба!» — зло плюнул он, осушил залпом кубок туранского красного, отпихнул девушку к стене и завалился спать.
Глава третья
Близился полдень, но теперь, на сытый желудок да при свете дня, ночные страхи показались молодым людям едва ли не смешными.
С приходом бритунцев число охотников за кинжалом увеличилось до семи, и за завтраком они без лишних споров распределили между собой обязанности, договорившись поделить барыш поровну, кому бы ни сопутствовала удача. Сурхан не возражал против того, что он как самый могучий и самый заметный из всех будет прикрывать остальных. Альво, хоть и неохотно, согласился остаться с приятелем: годы совместной работы приучили их понимать друг друга с полуслова. Что же касается Альрики, то девушка даже не пыталась скрыть радости по поводу того, что ей не придется лезть в храм, где бесследно пропало столько людей.
В путь тронулись только после обеда, предварительно подготовив запас мяса.
Солнце стремительно поднималось к зениту, и задолго до полудня
Вместо того чтобы ехать вдоль берега реки, они направились на юг и, только достигнув противоположного гребня, повернули на восток. Постепенно долина расширялась. Об этом они узнали, когда вечером остановились на ночлег и отправили на разведку Альво. Вернувшись, он рассказал, что долину не пересек, а, выбрав самое высокое дерево, взобрался на его вершину и осмотрел окрестности.
Начертив на песке план, он объяснил обступившим его товарищам, что и где находится. Получалось так, что до храма им оставалась треть пути. Дальше долина простиралась на восток, затем сворачивала на юг, а о том, что скрывали далекие горы, оставалось только гадать.
Сам же храм, по словам Альво, представлял собой несколько обнесенных стеной каменных зданий, и размеры его даже с такого расстояния казались внушительными. Однако рассмотреть подробности немедиец не сумел.
Ночь прошла без происшествий. На следующий день отряд продвинулся еще дальше к востоку и остановился напротив храма, с южной стороны ущелья. Совсем рядом отыскали уютную пещеру, незаметный узкий вход в которую прятался в густом ельнике. Ни люди, ни звери явно не заглядывали сюда. Тут и решили устроить временное пристанище. Сурхан достал меч и осторожно полез внутрь, взяв с собой срубленный ствол смолистой елочки вместо факела. Ход тянулся в глубь горы, но примерно через десять шагов лаз резко расширялся, превращаясь в небольшую пещеру, где вполне могли укрыться семь человек. Постели устроили из еловых лап, а коней оставили снаружи, на полянке перед входом.
На следующее утро две пары разведчиков — братья и Альво с Харалом — переправились через речушку и на северном берегу разделились. Братья пошли в обход храма, а юркий немедиец снова взобрался на дерево, чтобы заглянуть за стены. Харал остался внизу охранять его.
Мать-настоятельница неподвижно застыла в кресле. Огромный гирканец возбужденно шагал из угла в угол, изредка бросая подобострастный взгляд на седовласую женщину. Иногда, правда, великан смотрел и на третьего человека, находившегося здесь же, и тогда в глазах его вспыхивала ненависть. Гигант поспешно отворачивался, не желая, чтобы взгляд выдал его чувства, хотя человек этот явно был слабее его. По крайней мере, так считал сам Кучулуг.
Север, которого так ненавидел великан, носил звание Вожака. Он командовал военной ветвью клана и подчинялся только матери-настоятельнице, а занимался всем, от секретных заданий Разары и до обучения послушников. Кучулуг, который возглавлял внутреннюю охрану и отвечал за то, чтобы послушники овладели воинским искусством, считал себя более достойным звания Вожака и давно уже бросил бы Северу вызов, если бы не знал, что настоятельница питает к этому выскочке странную слабость.
Ожидание затягивалось, и нетерпеливый гирканец сильно нервничал. Наконец за стеной послышались торопливые шаги, дверь отворилась и на пороге возникла тщедушная серая фигура отца-настоятеля. Разара повернулась к вошедшему: