Рыжая
Шрифт:
— Ну, в некотором роде это же здорово, — высказывается Сэм. — Как будто она подарила тебе частичку себя.
Я фыркаю.
— Ага, так вот... только когда мне исполнилось восемь, родители рассказали мне, что они меня удочерили. Представь себе, насколько я была шокирована. Они усадили меня на стул в столовой для официальных приемов — только крошечная маленькая я и они — в этой грандиозной комнате. Я так боялась, что что-то натворила, что все время дрожала. Как только я узнала о происхождении своего имени, я больше не
Сэм тянется и утешающе сжимает мое плечо.
— Боже, а я-то думал, что мои родители отстой.
Я корчу рожицу.
— Вот поэтому я и пользуюсь вторым именем. Конец.
— Кортни их родная дочь?
Я киваю.
— Что с ней случилось?
— Когда отец умер, она заболела.
Он прерывает меня.
— Заболела?
— Что-то с головой, — объясняю я. — Она всегда такая была. У нее диагностировали биполярное расстройство. Она погружалась в депрессии и от нее месяцами бывало ни слуху, ни духу. Но в тот раз она никому ничего не сказала. А мы все так зациклились на себе, что о ней и не вспоминали. Полагаю, смерть отца и все события, касавшиеся суда надо мной, довели ее до крайности.
— Так значит, она —
Я слишком резко тормозу на светофоре, когда загорается красный и Сэма бросает вперед.
— Она пыталась застрелиться. Пуля задела мозг, но им удалось вовремя спасти ее. Но мозг слишком сильно пострадал.
— Боже, — говорит он. — И сегодня ты навещала ее впервые после...
— После больницы, после того как это все произошло.
Он округляет глаза.
— Не суди меня, — рявкаю я. — Я была беременна. У меня был постельный режим.
— Ты была эгоистичной, самовлюбленной сукой.
Я смотрю на него.
— Мне было страшно.
— Чего ты боялась, Лия? Она же твоя сестра. Боже, поверить не могу, что работаю на тебя. Мне плохо.
Я смотрю на него. Он выглядит так, будто и правда испытывает отвращение.
— Я все исправлю, — обещаю я.
Следующие несколько минут мы едем в полной тишине.
— Ооо! «Джамбо джус». Хочешь сок? — я сворачиваю на парковку, и к моему удовлетворению, Сэм с громким стуком ударяется головой об окно пассажирской двери.
— Извини, — улыбаюсь я.
Он потирает голову, кажется, забыв о своем вопросе.
— Я собираюсь попросить Калеба вернуться домой, — сообщаю я, когда нахожу, где припарковаться, и смотрю ему в глаза, чтобы видеть его реакцию.
— Я не хочу фруктовый сок, — отвечает он.
— Ну же, Сэм.
Он качает головой.
— Плохая идея. Тебе будет больно.
— Почему?
Сэм вздыхает.
— Не думаю, что он готов. Калеб из тех парней, у которых есть четкий план.
— Что это означает?
Сэм почесывает затылок, будто ему неуютно.
— Что тебе известно? — прищурившись, спрашиваю я.
— Я парень. Я просто знаю.
— Ты гей! Тебе не дано понимать мужчин по-настоящему.
Он
— Ты самая неприятная женщина, которую я когда-либо встречал, знаешь это? И я вовсе не гей.
У меня отвисает челюсть.
— Что ты имеешь в виду?
Он смущенно пожимает плечами.
— Я сказал тебе, что я гей, чтобы ты не клеилась ко мне.
Я моргаю. Он же не серьезно?
— С чего ты взял, что я захочу клеиться к тебе? Фу, Сэм! Поверить в это не могу!
Он вздыхает.
— Мы сок сегодня получим или нет?
Я выпрыгиваю из машины.
— Я ничего тебе не куплю. Оставайся здесь с ребенком.
Я так зла, что прохожу мимо «Джамбо Джус» и мне приходится возвращаться. Все мужчины — никчемные лжецы. Мне следовало догадаться, что он не гей. В его одежде слишком много полиэстера, как для гея. И я ни разу не видела, чтобы он заглядывался на Калеба, а ведь Калеб чертовски хорош.
Потягивая сок, я нахожусь уже на полпути к машине, когда вдруг меня разбирает смех.
Добравшись домой, я звоню Калебу, но мне приходится трижды набрать его, прежде, чем он отвечает.
— Сегодня вечером, когда ты приедешь забирать Эстеллу, надеюсь, ты ненадолго задержишься, чтобы мы могли поговорить.
Он долго молчит, а затем выдает:
— Да, мне тоже надо с тобой поговорить, — я чувствую, как во мне вспыхивает надежда.
— Хорошо, договорились. Попрошу Сэма сегодня немного задержаться.
Я слышу, как он вздыхает.
— Хорошо, Лия. Увидимся вечером.
И он отключается. Только несколько минут спустя я понимаю, что Калеб никогда не сбрасывает звонок, не попрощавшись.
Прошлое …
Спустя четыре месяца после того, как Лию оправдали, я подал на развод.
Оливия.
— Это была моя первая мысль.
Тёрнер .
— Это была моя вторая мысль.
Мудак .
— Это была моя третья мысль. Затем я собрал их все в месте в одно предложение: Этот мудак Тёрнер собирается жениться на Оливии.
Сколько времени у меня осталось? Она все еще любит меня? Если у меня получится отбить ее у этого чертового придурка, сможем ли мы построить что-то вместе на том хаосе, который создали? Мысли об этом не покидала меня, она злила меня. Мы оба так много лгали друг другу, так грешили, как против друг друга, так и против тех, кто вставал на нашем пути. Как-то раз я пытался объясниться с ней. Это было во время суда. Я пришел в здание суда пораньше, чтобы застать ее одну. Она была одета в мой любимый оттенок синего — аэропортно-синий. Это был ее день рождения.