Рыжее братство. Трилогия
Шрифт:
– Знаю, – вполне миролюбиво заявила, решив, что такие интонации дадут лучший эффект, чем крики и скандал. – Присядь.
Лакс ногой скорее пихнул, чем двинул в сторону девушки табурет, и она рухнула на сиденье, будто ноги подломились. Спросила слабым, безжизненным голосом:
– Страже меня сдадите или сами убьете?
– А смысл, – пожала я плечами. – Чтоб брат твой малолетний круглым сиротой остался? И кто будет свинину и грибы в Коробах проезжим готовить? Скажи лучше, ты веришь в то, что конец жизни земной – не конец для души человека? – спросила, ощущая легкую неловкость, будто какую идиотскую проповедь Белого братства
– Конечно, – хмуро и недоуменно согласилась «Дунька», не понимая, чего ради я такие расспросы веду и вообще пребывая в некотором ступоре после действий в состоянии аффекта. Не верилось мне както, что деревенская девчонка, может, моя ровесница, а может, и моложе, детально спланировала потраву и хладнокровно осуществила ее. Да и не трясутся руки у хладнокровных убийц. Вон у Гиза, когда меня убить собрался, не тряслись.
– Значит, в то, что душа твоего отца, покинувшая бренную землю, гдето пребывает и, возможно, наблюдает за любимой дочкой, ты веришь, – довольно констатировала я. – Как, потвоему, батька радуется твоему намерению отомстить, убив первого попавшегося мага?
– Ннет, – признала Дуница, и слезы потекли из глаз крупными каплями. – Папка добрый был, никогда обиду подолгу не держал. Даже задарма, бывало, кормил тех, кто заплатить не мог.
– Тем не менее ты хотела моей смерти. Ну откушала бы я грибов и померла, стало бы тебе легче, коль на труп магевы плюнуть смогла бы? – уточнила с какимто удивительно отстраненным для потенциальной жертвы интересом.
– Я нене знаю, – прошептала девушка, вздрогнула, точно воочию представила красочную картину, и пробормотала: – Только увижу кого из вас, прямо сердце заходится и такая злоба берет. Как в тумане красном все, я ж грибыто на настойку собирала, спину растирать дядьке Гжелу, а как вас увидела, так уж ни о чем думать не могла…
– Ты считаешь, что маг нарочно гулял гдето далече, дожидаясь, пока яд грибов подействует и твой родитель умрет? – зашла с другого бока.
– Не знаю, – угрюмо шепнула Дуница и упрямо продолжила, видно, уж тысячу раз проговаривала эти упреки про себя: – Вы ведь все можете, почему же он не пришел?
– Девица, магия в принципе ничем не выше воинского умения или, скажем, твоих талантов к готовке. Вся разница только в том, что дар к магии в некоторой степени изначально присущ тому, кто занимается колдовством. Но ведь и готовить, почитай, все могут, одни лучше, другие хуже, ктото будто чует, когда огонь утаить надо или кастрюлю с печи снять, знает, сколько соли и трав сыпануть, а у когото вечно горелая да пересоленная стряпня получается. Так и с нами. Магия, увы, не всесильна, и люди, ею обладающие, не всемогущи, хоть коекто и притворяется таковым. – Я развела руками. – Мы ошибаемся, обманываемся и опаздываем, как все другие. Только ошибки наши и опоздания имеют куда более значительные последствия, чем пригоревший обед, но совсем избежать их невозможно. Мы не боги!
– Мне почемуто кажется, что ты успела бы, – медленно промолвила девушка.
– Не знаю, – совершенно честно ответила я. – Прости, Дуница, не знаю. Случись я рядом, когда он заболел, вылечила б. Но смогла бы узнать, услышать, что комуто нужна помощь, если бы находилась поблизости, сомневаюсь. Такого таланта у меня нет.
Юная трактирщица молчала долго, гораздо больше минуты, а потом сказала:
– Зато есть другой. Ты очень сильная магева. – Серозеленые, еще затуманенные слезами озера уставились на мое лицо, словно ища ответа на все вопросы мироздания. – Ты взяла и убрала мои злость и боль, словно вычистила изнутри то, что так долго сидело черным колючим комком. Это магия?
– Нет, я просто задала тебе те вопросы, которые ты не решалась задать себе сама, и дала те ответы, которые ты не хотела услышать, но была вынуждена принять, – покачала я головой. – Поэтому боль, крепко запертая под замком невысказанных вопросов и ненайденных ответов, отступила. Никакой магии. Ступай, Дуница, тебе есть о чем подумать. А горшочек оставь, среди моих друзей имеется большой любитель мухоморов.
Я улыбнулась тому, как энергично закивал Фаль, не оставшийся внакладе от кулинарных диверсий девушки. Красные пятнышки, расцветившие поутру шкурку сильфа, почти исчезли, превратившись в бледные розовые разводы.
Трактирщица поднялась с табурета, во все глаза следя, как стремительно понижается уровень тушеных грибов в горшочке, к которому никто из людей не притронулся и пальцем. Поморгав, она неожиданно заявила:
– Я вам сейчас пирогов принесу! – Только мотнулась толстая коса, и девица исчезла за дверями кухни.
– Надеюсь, без начинки из крысиного яда, – прокомментировала я этот порыв (есть люди, которые на словах извиняться не умеют совершенно, зато готовы горы свернуть на деле!) и улыбнулась.
– А он вкусный, этот крысиный яд? – моментально встрял любопытный Фаль, и вся наша компания покатилась со смеху.
Оставшаяся часть обеда прошла гораздо спокойнее. Я все– таки отведала и тающего во рту нежного мяса, и грибков, и еще горячих пирогов с яблоками и ягодами. Единственной проблемой, беспокоившей душу магевы в процессе кормления, был вопрос: а смогу ли после всех этих разносолов взгромоздиться на Дэлькора или друзьям придется сооружать волокушу для беспардонно объевшейся колдуньи?
Титанического телосложения мужик, первым заговоривший с нами об истории Дуницы и весьма беспокоившийся, не прогневаемся ли мы на дерзкую девушку, умиротворенно взирал, как хлопочет та вокруг нашего стола, стараясь «укормить» клиентов до заворота кишок. Дядя, кажется, преисполнился благоговения по отношению к моей скромной персоне. Вероятно, ранее никому быстро утихомирить воинственную Дуницу не удавалось. Так часто бывает, когда слишком рано человек становится самостоятельным, поначалу он мало склонен слушать добрые советы. Как уж мне удалось достучаться до девушки, не знаю, может, и правда случилось маленькое чудо, только без помощи рун…
Обретшая после чистосердечного раскаяния неиссякаемый запас доброжелательности, Дуница подсовывала нам все новые и новые лакомства. Мы, разнеженные хорошей едой, расслабились и уже не так торопились в дорогу. Не знаю, сколько бы еще просидели в харчевне, если бы не жалобный вопль, донесшийся снаружи и заставивший встрепенуться не только наш привыкший к неожиданностям коллектив, но и других посетителей.
Известно, народ обожает глазеть как на пожар, так и на любую другую беду ближнего. Желающих лицезреть, в чем причина вопля, нашлось предостаточно. На двор, побросав свои миски, ложки и кружки, высыпала большая часть вкушающих пищу. Мы же вышли только потому, что Фаль, смакующий пирожки (сразу три и с разными начинками!), задумчиво прозвенел: