Рыжее братство. Трилогия

Фирсанова Юлия Алексеевна

– Спасибо, Оса, я свинья, набросился на тебя с обвинениями, когда в ноги поклониться следовало, – поразмыслив, угрюмо промолвил Лакс. – Прости меня. Спасибо, что спасла мою шкуру.

– Пожалуйста, – мирно ответила я, – только вот в ноги не надо, лучше Патер мне покажешь. И не сердись попусту. Тайны, секреты… у кого ж их нет.

– Вчера пытался пошарить в твоей сумке, а сегодня ты спасла меня, вора… Почему? – никак не хотел успокоиться рыжий парень. Какой он лис, самая натуральная совамутант! Даже я, привычная полуночница, с ног валилась, а этого неугомонного типчика все на откровенные разговоры фонтаном пробивало!

–

Ты прикольный, симпатичный, надежный, с тобой весело. – Я говорила первое, что приходило в сонную голову, выбирать слова сил не оставалось. – Ну вор и вор, это же тоже профессия, ты уже взрослый мальчик, если выбрал эту дорогу, значит, принял самостоятельное решение. Со мной, когда мы уладили маленькое недоразумение насчет неприкосновенности имущества, вел себя честно, помогал, подарил клевые сапоги. Зачем мне было желать твоей смерти? Я вообще в своей жизни пока никого не убила и, надеюсь, убивать не придется. Както это занятие не вдохновляет, спасать интереснее! Так что для меня вопрос подругому стоял, кем бы я стала, если бы даже не попробовала сохранить жизнь человека, с которым делила хлеб?

– Ты очень странная, Оса, – помолчал, повздыхал и еще раз повторил Лакс уже задумчиво и както нежно, что ли. – Я верю тебе и хочу коечто показать.

– Сокровища инков? – ляпнула я.

– Нет, – печально фыркнул вор и зашуршал одеждой. Я почти проснулась, гадая, чего это рыжий затеял и как мне, собственно, поступить, если у них тут таким экстравагантным образом делаются нескромные предложения, и Лакс мне себя ээ… рекламировать собрался в качестве ночного партнера, так сказать, от избытка благодарности.

Но вор, как и Аглаэль, ограничился рубашкой. Он кинул ее в сторону, подполз ко мне и попросил:

– Дай руку.

Все еще пребывая в замешательстве, машинально подала ему правую. Лакс осторожно взял ее и потянул вверх, к своей шее, дал моим пальцам упасть на горло и заводил ладонью из стороны в сторону. Под пальцами чувствовалась обыкновенная теплая кожа, потом они нащупали толстый рубец, опоясывающий горло парня под кадыком.

– Тебя ктото придушить пытался? – нахмурившись, спросила я, со стыдом сообразив, что никакими нескромными предложениями тут и не пахнет, парень мне душу открыть собрался, а я так пошло истолковала благородные намерения.

– Повесить, – выдавил из себя Лакс с таким трудом, словно у него на шее вторично затягивали веревку. Он перестал держать мою ладонь на своем горле и чуть подался назад, отстраняясь.

– И что теперь? – В моем голосе явственно звучала лукавая усмешка, вместо того, чтобы продолжать ощупывать рубец, я подняла руку и принялась сладострастно ерошить мягкие волосы парня, мне еще со вчерашнего вечера хотелось до них добраться. А тут такой шанс выпал! – Теперь полагается завопить от страха, потребовать у эльфов раздельный шатер, громко возмущаясь, что меня уложили рядом с висельником? Или я должна громко тебе сочувствовать и дать выплакаться на своем плече? Иных нелепых вариантов пока в голову не лезет, поэтому сразу скажу, ты, дружок, ни того ни другого не дождешься. Ну вешали тебя так вешали, что с того? Хотели казнить, значит, заработал, выжил – молодец, все равно это дела прошлые, и мне на них…

– Плевать с высокой башни жеваной морковкой? – весело предположил Лакс, процитировав тронувшую его сердце свежую фразу, и сам склонил голову пониже, чтобы моей руке было удобнее в его волосах.

– Точняк, – промурлыкала я и полюбопытствовала: – Кстати, а как выжилто? Веревка оборвалась или помиловали?

– Дождешься от них милости, как же. Оборвалась, – раскололся вор и как кот медленно потерся щекой о мою ладонь.

– Это все потому, что ктото очень предусмотрительный там, наверху, знал, ты мне еще пригодишься! – заявила я с шутливой важностью.

Удивительно, но Лакс принял мои слова за чистую монету.

– А может, и так, – согласился парень.

Я почти физически ощущала, какое огромное облегчение Лакс испытал от признания и сознания того, что ему больше не придется скрывать от магевы явные знаки своего бурного прошлого.

– Теперьто ночь откровений завершена и мы будем спать? – жалобно заканючила я, рука выскользнула из волос рыжего и бессильно упала на ковер. – Магевам, знаешь ли, приятель, тоже необходим отдых для восстановления жизненных сил и подзарядки аккумуляторов, – сложное слово далось с трудом, язык ощутимо заплетался, – а то колдовать завтра не смогу или чегонибудь такого наколдую, что крупно жалеть придется.

– Доброй ночи, Оса, – умиротворенно пожелал Лакс, отползая к своим подушкам. – И спасибо! За все спасибо!

– Пжлста, – с трудом выдавила я из себя и отключилась окончательно и бесповоротно, окунувшись в темный простор сновидений, где на фоне ночного неба ослепительно– ярко сверкала Цветная радуга, смеялись эльфы, выплясывая зажигательный рокнролл на развалинах, нет, не часовни, Тени Ручья. Лакс азартно вертел в руках веревку с петлей на конце и пытался набросить на меня. Фаль размером с добрую корову величественно парил надо всем этим безобразием и кидался в танцоров громадными кусками пастилы.

В розетку реальности штепсель моего восприятия вставили только утром, и первое, что я услышала над ухом, было звонкое конское ржание. Нет, наши лошади так заливисто ржать не умеют. В этих звуках чувствовались веселье и явная, пусть и не злая, издевка. Я разлепила веки. Глаза в глаза – на меня смотрел жеребец. Даже не заглядывая ему под брюхо, я в первую же секунду совершенно точно поняла, что это жеребец. Такой дерзкой морды у уважающей себя кобылы быть просто не могло. На меня пялился яркими оранжевочерными, полосатолучистыми зенками рыжий конь с черным пятном вокруг правого глаза, придававшим ему законченно хулиганский вид. Будто подрался, получил копытом в лоб, а вылечиться не успел. Длинная черная грива, заплетенная в крупные косички, спускалась мне на грудь и безжалостно щекотала.

– Фу, балбес, – машинально отмахнулась я, воспользовавшись привычной фразой, каковой гоняла от своей постели бабушкину собаку, обожавшую будить меня часиков в пять утра и звать на прогулку.

Но, как и на собаку, на копытное мои слова не произвели никакого впечатления. Неужели я на самом деле такая безобидная, что каждая скотина считает своим долгом попробовать силы в моей побудке? Может, у них это за аттракцион идет? Я попробовала добавить в голос побольше строгости, однако конь все так же беспечно топтался грязными копытами по ковру, дышал в лицо свежим соком трав и уходить никуда не собирался. Хреновый из меня дрессировщик! Жеребец между тем склонил голову еще ниже и прошелся по щеке шершавым, как наждачная бумага, языком. Я возмущенно завопила, откинула невесомое одеяло, вскочила и пулей вылетела из шатра на воздух.