Рыжее пророчество
Шрифт:
С этими словами он дружески похлопал меня по спине, сгреб в охапку разложенные пергаменты и, насвистывая какую-то развеселую мелодию, направился прочь из трапезной. Спустя совсем немного времени по терему уже раздавался сдвоенный храп. Судя по всему, и дверь его комнаты не пощадили мои лисята. А я лихорадочно вспоминал, когда это в последний раз я удостоился такой вот искренней похвалы от тестя…
Дальше потянулась скука. Серогор пропадал в библиотеке, Антип ругался с рабочими, а со мной ну совершенно ничего
Тогда я предпринял несколько длительных прогулок за пределами городской стены. Безлюдные места, выбранные мною для пеших походов, как нельзя лучше подходили для колдовского поединка, но мой таинственный противник отказался от моего предложения. Правда, мелькнула маленькая надежда, когда один раз колокольчик опасности нерешительно звякнул в моей голове, словно и сам сомневался, нужно мне чего опасаться или нет. После нескольких таких вот звяков он напрочь замолчал, а я опять был вынужден возвращаться в Кипеж-град несолоно хлебавши.
Время шло, а ничего не происходило. Наконец я справедливо решил, что отпуск есть отпуск и портить его из-за какого-то невоспитанного типа, который не хочет со мной биться, я не буду. И у меня словно камень с души спал. Я отсыпался, гулял и постепенно восстанавливал растраченные на службе нервы. Это блаженное состояние портило только постоянное присутствие рядом Азнавура. Оказалось, что этот неугомонный тип вовсе не умеет отдыхать и, невзирая ни на какие мои протесты, каждодневно ошивался подле меня. Причем даже я начал замечать, что он как-то неуловимо стал на меня похож. И ладно если бы в чем-то полезном: отношении к жизни, к еде, пенному меду, женщинам и прочим радостям жизни, – так ведь нет! Он перенял мою походку, многие характерные жесты, словечки и высказывания. На мои вопросы, зачем это ему нужно, неизменно отвечал, что я его кумир и что он хочет быть на меня похожим. Я долго спорил с ним, но, увы, бесполезно.
В удачные дни я умудрялся выскальзывать из-под его опеки. Забирался в лес, подальше от людских глаз, раздевался по пояс и давал волю новой моей составляющей. Крылья были просто в восторге, резвились словно дети и демонстрировали мне свои возможности высшего пилотажа. Вскоре мы научились понимать друг друга и достигли вполне ощутимого прогресса во взаимоотношениях.
Вот раз после такого летного тренинга я вернулся в терем совершенно счастливым и приятно уставшим. Наша полуразрушенная недвижимость встретила меня какой-то тревожной тишиной. С недавних пор Антип сделал невозможное и, пугая рабочих моим и своим гневом, заставил-таки их приступить к ремонту. Тем удивительнее было полное отсутствие строителей подле терема.
Я прислушался к ощущению опасности, колокольчик недовольно зашевелился. Напрягся, но так и не огласил мою голову знакомым звоном. Мне оставалось только пожать плечами, на всякий случай поудобнее перехватить рукою посох и сделать шаг вперед.
Последующий обход терема не дал никаких результатов. Ни плотников, ни Антипа, ни Серогора нигде не было. Ну и что, да мало ли куда они могли пойти? Я выудил из погреба пластину копченых ребрышек, развернул еще горячий каравай хлеба, который только что купил на базаре, и с этой простой, но очень аппетитной пищей расположился в трапезной в полюбившемся мне кресле. И только я отодрал первое ребро, отломил могучую горбушку и приготовился все это употребить по назначению, как рядом раздалось осторожное покашливание.
– Азнавур, ну как же ты не вовремя! – искренне вырвалось из моих уст.
– Я всегда не вовремя, – пробурчал обиженный в лучших чувствах мой помощник, – а я вас с самого утра ищу.
Что же такое происходит? Этот тип мне уже плешь проел, а я ко всему прочему еще и виноват остался. Хотя, с другой стороны, чего я на парня взъелся?
– Ладно, извини, – буркнул я с неохотой, – проходи, садись. Ребер не предлагаю, все равно откажешься.
Азнавур явно повеселел, но моим предложением воспользоваться не торопился. Вместо этого он, заметно покраснев, сделал пару шагов по направлению ко мне.
– Даромир Серафимович, разрешите к вам обратиться не по службе, а, так сказать, по личному делу.
– Валяй, обращайся, – отозвался я, прикидывая, с какого края на этот раз оторвать себе копченую вкуснятину. Выбор пал на правую сторону.
– Сегодня ровно год, как я поступил на службу и стал вашим помощником.
– Ух ты! – подскочил я на месте. – Уже целый год!
Эх, и как же за этот год ты меня достал своей правильностью! Если бы не тот неоспоримый фактик, что ты освободил меня от бумажной волокиты, давно бы отказался от твоих услуг. Но это так, отступление от темы, никто не собирается портить парню праздник.
– Только ты извини, я что-то в последнее время замотался и подарка тебе не приготовил.
– Да что вы, Даромир Серафимович, какие подарки? Наоборот, это я, в знак глубочайшего уважения, приготовил вам подарок.
– А мне-то за что? – удивился я.
– За то, что учите меня уму-разуму, – не моргнув глазом нашелся Азнавур.
Ага, учу его, учу, да только все без толку.
– Я долго копил деньги и наконец смог купить вещь, достойную вас, – тянул свою тягомотину помощник. Сделав паузу, он продемонстрировал, на мой взгляд, совершенно безвкусную золотую цепь с каким-то грязно-серым камнем в оправе из золотых еловых лап.
Брр, и что, он хочет, чтобы я это на себя надел?
– Азнавур, я того, не люблю побрякушки. Вот только обручальное кольцо и ношу.
Правда, совсем недавно на моей руке красовался перстень великого Сивила, но это было не украшение, а колдовской артефакт.
– Вам не нравится? – голосом, полным искреннего горя, пролепетал Азнавур. – Но я так старался вам угодить!
Если так дальше пойдет, то он скоро расплачется. Но и я не могу эту пакость на шее таскать. Наверное, многие считают, что чем тяжелее, тем солиднее, но я к их категории не отношусь.
– Понимаешь, это ожерелье, конечно, красивое, но…
– Оно вам не нравится… – На этот раз фраза была произнесена чуть ли не замогильным голосом.
Как вообще кому-то может нравиться эта золотая лепнина с мутным булыжником?
Некоторое время Азнавур продолжал стоять с протянутой ко мне рукой и зажатой в ней цепью. У меня так и не хватило силы воли принять ее. Спустя мгновение Азнавур по-детски шмыгнул носом, глаза его налились слезами, а голос предательски задрожал.
– Простите меня, Даромир Серафимович, я хотел как лучше.