Рыжеволосая девушка
Шрифт:
Все было иначе, чем всегда. После покушения мы обычно старались как можно скорее уехать. На этот раз мы все три продолжали стоять на месте. Мы глядели и не верили своим глазам. Когда прогремели выстрелы, мадам Шеваль, не издав ни звука, наклонилась вперед и упала. И несколько мгновений лежала неподвижно. Затем случилось нечто, чего никто из нас не ожидал, и на какой-то момент у меня создалось впечатление, будто упразднены все законы природы. Она поднялась на ноги и помчалась к своему дому, даже не оглянувшись. Она мчалась все быстрее и быстрее. Стук ее сапожек по твердому снегу на тротуаре глухо отдавался от стен домов.
Мы уставились друг на друга. Вдруг Тинка воскликнула:
— Прочь,
Ее голос скорее, чем что-либо другое, вывел нас с Ан из оцепенения. Мы вспрыгнули на велосипеды, свернули на другую улицу, помчались по переулку мимо Спаарне, мимо катка, по направлению к гарлемскому парку.
— Ты понимаешь? — снова раздался Тинкин голос. — Эти чертовы пули застряли в ее меховом пальто!.. Ей ничего не сделалось, ровно ничего!.. Теперь она уже вовсю названивает по телефону в «службу безопасности»!
И Тинка начала нервно и тоненько хихикать. Я поняла, что это правда.
— В разные стороны… — скомандовала я хриплым голосом, мне не хватало дыхания, отчаянно стучало сердце. — Мы поговорим… завтра!
Как только мы переехали Хемстедское шоссе, каждая из нас помчалась в свою сторону. Я заметила, что еду беспокойно, предательски быстро… И заставила себя ехать медленнее. Я не видела ни аллей, ни деревьев, ни заснеженных будок на трамвайных остановках; у меня перед глазами маячила женщина в сером каракулевом пальто, она падала, поднималась и снова убегала от нас, хотя она должна была умереть. И прежде чем я осознала это, нервное напряжение разрядилось: всем своим существом я почувствовала огромное облегчение.
Прощание с голодными гостями
В доме по моему явочному адресу, около Донкер Спаарне, меня ожидала целая куча новостей, когда я на следующий день явилась туда, чтобы восполнить пробел в выпуске и доставке «Де Ваархейд», вызванный операцией «Шеваль». На чердаке, где стоял ротатор, я застала Ан и Тинку. Они были в таком же настроении, что и я, — в общем довольно спокойны, хотя немного злы и озадачены, как будто нас бессовестно надули с этим покушением.
Сначала мы занялись поступившими сообщениями. Воздушные налеты, которые англичане и американцы совершали на немецкие города, приняли теперь небывалый размах. Когда мы прочли их, у нас создалось впечатление, что сожжена чуть ли не половина Германии. Гитлер бросил в бой свои последние силы. Это была жалкая попытка, преступная и вместе с тем смехотворная: он организовал Volkssturm — народное ополчение, явное подражание английской Home Guards — гражданской обороне. Однако для новой гвардии у Гитлера не было солдат. Она состояла по большей части из старичков и пенсионеров, «дедушек», как выразилась Ан. Они впервые надели военную форму, когда им пришлось сменить постоянные караульные войска. Этих ополченцев чаще всего называли «деды-морозы». Воевать они не годились. А что касается пенсий, то многим ополченцам, видимо, пришлось с ними распроститься… Поступили также и другие сообщения, которые показались нам гораздо интереснее, и мы отвели им в нашей газете заметное место: в Трире вышли на демонстрацию женщины с огромными транспарантами, требуя скорого окончания войны. «Мы требуем, чтобы нам вернули наших мужей и сыновей!» — кричали женщины. Эсэсовцы не посмели в них стрелять. И разогнали демонстрацию при помощи дубинок.
— Конечно, — сказала Тинка, — пока они еще имеют возможность расправляться дубинками… с людьми, которые не могут дать им отпор. И все же эти женщины оказались храбрее их.
— Женщины всегда оказываются храбрее, даже немки, — заметила Ан.
В тот же день, закончив работу с газетой, мы отправились в штаб. Неприятное чувство снова овладело мной, когда я вспомнила про дело мадам Шеваль.
Рулант, который упаковывал взрывчатку в жестяные коробки, сказал:
— Вы какие-то тихие. Чем вы расстроены? Где вы последнее время скитались?
— Всем расстроены, — ответила Тинка. — Сплошные неудачи.
— Расскажите мне, — предложил Рулант.
Мы рассказали. И нам стало легче. Рулант слушал и продолжал работать, пока что-то в нашем рассказе не заинтересовало его. Он отложил в сторону коробки с порохом, почесал в затылке и сидел, не двигаясь, до конца.
Когда мы окончили доклад о наших неудачах и опасных походах, он сказал:
— Тут что-то не так… Правда ведь?
Мы поглядели друг на друга. Я быстро спросила:
— Тебе тоже так кажется, Рулант?
— Не знаю точно, в чем тут дело, — ответил он. — Не могу этого объяснить. Но чувствую, тут что-то неладно.
— По-настоящему нам следовало бы поехать в Фелзен… — начала Ан. Рулант встал и поспешно сказал — Нет, нет… Подождите несколько дней. Делайте газету и ничего другого не предпринимайте.
— А что будешь делать ты, Рул? — спросила Тинка.
Он засмеялся и опять сел.
— То, что задумал, — ответил он. — Только пока еще слишком светло. Я, пожалуй, пойду, когда станет смеркаться. Во всяком случае, завтра приходите сюда.
На следующий день мы опять пришли в штаб. Рулант убрал жестянки и взрывчатку, чисто прибрал старое холодное, пыльное помещение, как будто это было его собственное жилище. Мы сразу заметили это.
— Как это любезно с твоей стороны, Рулант, что ты устроил нам такой изысканный прием, — сказала я. — Это что-то новое…
Он нисколько не обиделся и самодовольно рассмеялся: — Очень жаль, но это не ради вас… У нас будут гости.
— Вот любопытно, — сказала Тинка. — Кто же это, Рулант? Какая-нибудь важная персона из Совета Сопротивления?
— Эго, конечно, женщина, — сказала я. — Иначе он не прибрал бы так чисто комнату… Мужчины всегда так поступают, когда хотят произвести впечатление. А на кого они хотят произвести впечатление? На женщин.
Рулант глядел на меня, раскрыв рот.
— Ну какая же ты… догадливая, — сказал он, качая головой. — Видит насквозь, чертовка!
Рулант, который никак не мог прийти в себя от удивления, признался, что ждет в гости женщину.
— Тогда я знаю кого, — заявила Тинка. — Инструктора партии.
Рулант кивнул, совершенно подавленный обнаруженными нами качествами разведчиков. Он как будто даже немного рассердился, оттого что мы его так быстро разоблачили. Мы с Ан и Тинкой немного нервничали в ожидании инструктора партии. Когда мы услышали, как на дорожке скрипит снег под ногами, мы все трое вскочили с места. Рулант уже вышел в коридор, чтобы приветствовать гостью. Действительно, это была Анни. В первый момент я ее не узнала. Она очень похудела. Щеки у нее были, правда, все еще румяные, но то был румянец с мороза. Когда она сняла головной платок и шаль, я увидела, что шея у нее стала такая же тонкая, как у моих подруг… и как у меня самой, по всей вероятности, — я никогда больше не гляделась в зеркало… Однако Анни по-прежнему держалась прямо; ее угловатость и воинственность сохранившись, а когда она заговорила, я узнала наконец Анни, какой она была при первом моем знакомстве с ней.