Рыжики для чернобурки
Шрифт:
Одна из лампочек в бра с двумя рожками щелкнула и потухла, погружая спальню в густой полумрак, поглотивший цвета и зачернивший тени. Адель откинула одеяло, расправила простыню, и, выпрямившись, попала в ловушку из рук. Валериан сцепил ладони у неё на животе, не прикасаясь к груди. Выдохнул в ухо, прижался, позволяя оценить свой настрой — твердо, крепко, травмы не мешают.
— Хочешь?
Адель перетряхнуло — от вопроса, прикосновения, жара альфы за спиной. С Артуром было похоже и непохоже. Прошлая связь напоминала мягкий снегопад — преодолимое препятствие. Валериан обрушился как снежный буран, закруживший, завертевший, отрезавший
Адель развернулась, положила руки Валериану на плечи — знакомясь с рельефом мышц и подталкивая лечь на спину. Ей захотелось сесть сверху, как наезднице, укротить пыл, играя по своим правилам. И насмотреться. Волосы Валериана серебрились, притягивали взгляд, заставляли чувствовать себя ночной бабочкой, увязшей в лунной паутине.
Валериан медленно опустился на кровать, повинуясь ее движениям. Адель понимала, что это игра в поддавки. Альфа, даже не в лучшей форме, мог оказать сопротивление крупному волку — вроде того бритого, отступившего перед канарейкой. Эта сила — затаенная для рывка, на крайний случай — ластилась, обещала защиту, молчаливо клялась, что никогда не причинит ей вреда.
«Верю», — взъерошивая серебристые волосы, думала Адель.
«Верь», — молча просил альфа. — «Иди ко мне».
Они долго сдерживались, оттягивали момент соития — Адель отвергала попытки Валериана перехватить инициативу, легонько била по рукам, прикасавшимся к ее бедрам и коленям. Валериан подчинялся, но было видно, что это стоит ему огромного труда. Улыбка превратилась в оскал, в серых глазах начали разгораться оранжевые огоньки. Адель ловила дрожь напряженного тела, зная — это не судорога. Голова кружилась, запах альфы усилился, сводил с ума горечью осенних хризантем и можжевелового дыма. А потом она почувствовала, что больше не может оттягивать неизбежное, и позволила опрокинуть себя на бок, ожидая, что ей отомстят за волокиту бурным и жестким натиском.
Валериан навалился, тихо зарычал, выражая недовольство временным пленом, но — к немалому удивлению Адели — обошелся без резких движений. А ведь это можно было сделать, не особо утруждая локти и колени — сейчас Валериан прижимал ее к себе, упираясь в подушку плечом.
Они начали медленно покачиваться — вперед-назад, вперед-назад — почти не наращивая темпа. Это раззадорило, Адель потребовала ускорения и наткнулась на забастовку. Валериан не желал выходить за установленные границы. Дразнился, серебрился, смотрел с неприкрытой жадностью, но двигаться быстрее отказывался. И не по состоянию здоровья, а из вредности — Адель это поняла так четко, как будто ей Хлебодарная на ухо откровение прошептала. Пришлось прибегнуть к угрозе:
— Если тебе неинтересно, я пойду.
Валериан фыркнул, легонько укусил её за нос, и, не убыстряясь, полез целоваться — вызывая мурашки прикосновением губ. Адель прикрыла глаза и отдалась ощущениям: ее умело провели по извилистой дороге страсти — от ленивого предвкушения до крика от неожиданного напора, до финальной точки, заставившей размякнуть от пережитого удовольствия.
Усталость взяла свое, и Адель отключилась до рассвета: среди ночи Валериан полез целоваться, но дальше поцелуев дело не зашло — сам же первый и заснул. Утром они любили друг друга быстро и жадно. Валериан не выкаблучивался — сообразил, что Лютик может проснуться в любой момент. В соседнем дворе кукарекали городские петухи, во второй половине дома гремели кастрюлями, а Адель цеплялась за своего альфу как за спасательный круг в бурной реке. И воздуха точно так же не хватало — когда всё закончилось, она еле отдышалась. Как будто топили, а не утонула.
Проблема завтрака разрешилась сама собой — в дверь с хозяйской половины постучали, когда Валериан собрался чистить картошку. Им вручили кастрюльку рассыпчатой рисовой каши с яблоками и предложили сварить какао. Лютик воспользовался суматохой, прошмыгнул в дверь и провел удачную инспекцию — вернулся, притащив в зубах еще одну маленькую вышитую подушечку, занявшую место на раскладушке рядом с канарейкой.
— Куда вас подбросить и когда встретить? — спросил Валериан, когда они уселись завтракать.
— Отвези к стадиону, — подумав, ответила Адель — она не пыталась оспорить возвращение, знала, что не сможет переночевать где-то еще. — Мы пройдем по обходной аллее и выйдем к западным воротам ярмарки. И заберешь нас там же. Часов в шесть вечера. Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, — Валериан потянулся, пугая хрустом в суставах. — Ночью полегчало, словно обезболивающим накололи.
— Не напрягайся особо, — посоветовала Адель. — Чтобы снова не накрыло.
— Не собираюсь. Поеду, приму дела — меня временно перевели на легкую работу. Потом куплю продуктов, привезу домой. А дальше — как пойдет.
Определив планы, они начали собираться. Лютик попытался сложить в пакет все, что ему приглянулось, и согласился ограничиться одной канарейкой после долгих уговоров. Валериан наобещал ему скатерть, желтые свечки и желейный торт — но только в том случае, если попугай, тыква и подушечки будут дожидаться его на раскладушке.
Да, тыква все-таки переехала на раскладушку, пока Адель принимала душ.
Валериан отвез их к стадиону, покружив по закоулкам, умело избегая крупных улиц, пробок и взглядов прохожих на машины, стоящие у светофора. Короткий поцелуй скрепил обещание: «В шесть». Адель подхватила Лютика и рюкзак и направилась к натоптанной народной тропе от стадиона на ярмарку — сначала по аллее, обсаженной кипарисами, потом по узкой дорожке между двумя складами, а потом уже по оживленной улице, выводящей к ярмарочным воротам. Лютик размахивал канарейкой и что-то напевал.
— Никому не говори, где мы ночевали. И что мы туда вернемся, тоже не говори, — предупредила Адель, слабо веря, что Лютик удержится от болтовни, и надеясь, что на нее никто не обратит внимание.
— Почему?
— Другим тоже захочется спать на раскладушке. И подушечки попробуют отобрать. И торт съедят. А нам это надо?
— Нет, — твердо сказал Лютик. — Не надо. Не надо никого, сами будем там жить.
— Валерек тебе понравился? — осторожно спросила Адель, откликаясь на приветствия — они уже добрались до ярмарки, и пошли по рядам, встречая знакомых.
— Да, — хорошо подумав, ответил Лютик. — Только пусть купит торт. И скатерть.
— Как получится, — Адель воздержалась от твердого обещания. — О, смотри, Джерри. Сейчас вы с ним посидите в уголке, пока мы с Роем выгрузим варенье.
Она спустила Лютика с рук, забросила рюкзак под прилавок и принюхалась к собственному плечу. Несмотря на принятый утром душ, от неё пахло капитаном Кшесинским. Не сильно — густая взвесь ярмарочных ароматов это перебьет. Сегодня перебьет. Завтра тоже. А что будет к концу ярмарки — трудно предугадать.