Рыжий, циничный, неприличный
Шрифт:
Вот дурак же. И кофе не попил. И десерт с заковыристым названием «Манго флоат» не попробовал. Ну и без секса остался.
Дурак же? Дурак.
За окном мелькали огни в темноте. А Паша, обязывая себя всякими нехорошим словами, тем не менее, четко осознавал, что поступить иначе у него не было ни единого шанса. Не лежала у него душа к этой… Инне. И душа не лежала, и член не стоял. Нет, он бы встал по необходимости. Но Паша любил, чтобы это происходило не по необходимости, а по желанию. А вот его-то и не было.
– Слышь, командир,
– Где дурь продают, я не знаю, – тут же хмуро отозвался таксист.
Паша хмыкнул. Однако. Его, прокурора, принимают за любителя запрещенных веществ. Интересно, это хороший признак или нет? Павел не мог сообразить. В нем плескались три бокала вина и требовали себе компании. И уже не вина.
– Стар я для дури. Давай коньяка где-нибудь купим.
– Это можно, – таксист заметно расслабился. – Вам бюджетный или подороже?
– Мне чтоб хороший.
– Понял. Принял к исполнению.
И машина резко перестроилась в правый ряд.
Глава 3.
Глава 3.
Мчися, Ирида крылатая, вспять возврати их (Гомер, «Илиада»)
В Клео вселился бес хозяйственности и чистоплотности. Она перемыла полы во всем доме, перестелила белье – на своей постели, разумеется, отдраила плиту, раковину, ванну и унитаз. Ну а как же? Вдруг «брат» девушку приведет?!
Клео стянула с головы косынку, сердито сдула упавшую на лицо прядь. Так, может быть, еще окна помыть? Или шторы снять и постирать? Все, что угодно, лишь бы не думать о том, чем сейчас занят этот противный Павел Тихий!
Девушка посмотрела на окно. Ну какое окно, Клеопатра Николаевна? Уже темнеть начало! Иди уже вместо окна саму себя отмывай от трудового пота. И спать ложись.
Ванну Клео приняла с чувством, толком, расстановкой. В смысле, с ароматическим маслом мускатель, с последующим скрабированием и прочим умащиванием самой себя. Только голову проигнорировала – промывание такой копны волос, как у нее, – это целая эпопея, на которую у Клео уже не осталось сил. Но с шевелюрой Клео повезло не только в плане густоты, но и тем, что волосы долго не жирнились. И вполне переживут без помывки еще день, а то и два.
Клео аккуратно промокнула тело, завернулась в полотенце, нажала на ручку двери ванной.
И выйдя за эту дверь, обнаружила, что «брат» вернулся. Один.
Павел стоял, привалившись к противоположной стене, рядом с входной дверью. Светлая льняная рубашка в темных пятнышках от дождя, руки в карманах брюк, босые ноги. Вся поза такая небрежная и при этом такая… Клео знала уже, что ее версия про фитнес-тренера совершенно несостоятельная. Но сейчас она снова пришла девушке в голову. Какое-то неприлично совершенное владение собственным телом.
Клео повыше поддернула узел полотенца.
–
Он молча покачал головой.
Значит, нашел даму с жилплощадью. Клео почувствовала, как впиваются в ладони короткие ногти.
– Она была блондинка, брюнетка?
Он снова покачал головой.
– Нашел рыженькую – под стать себе?
Еще одно отрицательное движение головой. Клео почувствовала, как кулаки само собой разжались.
– Неужели не нашел девушки под свой вкус? – Павел ради разнообразия выразил кивком согласие. – Да ты капризный, Павел Тихонович! Что с ними не так?
– Они не ты.
Тут разжались окончательно не только кулаки, но и узел на полотенце – Клео едва успела его поймать.
– Сними его.
Тихий хриплый голос острой бритвой полоснул по нервам. Пальцы и в самом деле едва не разжались. Что же ты делаешь, гад рыжий?!
То, что ты сама от него и хотела, Клео.
Ноги уже готовы были сделать первый шаг к нему, а потом, еще, еще, еще. Но вместо этого Клео вдруг услышала свой собственный голос.
– Ты первый.
Господи, что она творит?! Это точно она творит?!
Красивые мужские губы тронула легкая усмешка.
– Желание царицы Египта – закон.
Длинные мужские пальцы принялись неторопливо расстегивать мелкие пуговицы на льняной рубашке. Клео, словно завороженная, наблюдала, как в развале рубашке появляется рельефный мужской торс. И почему версия со стриптизером не приходила ей в голову?! В Павле Тихом определённо скрыта бездна талантов.
Последняя пуговка покинула петлю. Белые льняные полы разошлись. Наверное, поза такая или еще что… Что все это выпуклое великолепие напряглось пластинами и кубиками – ну просто как на картинке.
– Дальше.
Это что – тоже она сказала?!
У Павла уже гораздо ощутимее дернулся угол рта. А мужские пальцы легли на брючный ремень.
Нет-нет-нет, я пошутила!
Да-да-да, не останавливайся!
Пряжка ремня негромко, но отчетливо звякнула, когда ее расстегнули. Чуть громче вжикнула молния на ширинке. Свободному ходу собачки замка явно что-то мешало. То, что натягивало появившееся в развале молнии светло-серое белье.
Клео тяжело сглотнула, а потом заставила себя поднять глаза. Взгляд Павла притягивал ее так, словно он вытянул ремень из петель, накинул ей на шею и потянул к себе.
И она пошла.
Шаг, еще один, и еще.
Павел поднял руку – но полотенце упало до того, как он его коснулся. Мужская рука легла Клео на шею, притягивая ближе. А губ коснулись мужские губы.
Как он целовался, боги-боги… Павел Тихий умел целоваться. Или это просто Клео себя уже накрутила до невозможности во время его отсутствия. Или еще что… Но касания его губ были такие щемяще мягкие. Такие головокружительно нежные. Такие охрененно смелые. Он взял ее языком в рот, резко прижал к себе – и у Клео вместо ног образовался кисель.