Рыжий Орм
Шрифт:
Когда Стюрбьёрн взял цепь в руки, то сказал, что это воистину работа Велунда кузнеца, но что ему кажется, в сокровищницах его дяди найдутся вещи не хуже, а Свейн заметил, когда цепь передали ему, что это сокровище из таких, за какие любой воин не пожалеет крови, а конунгова дочь — своего девства.
Потом Торкель Высокий осмотрел цепь, тоже похвалил ее и подал через стол Орму. Тут Сигтрюгг рванулся вперед, чтобы схватить цепь, но Орм оказался проворнее и успел первым.
— Ты-то что цапаешь? — сказал он Сигтрюггу. — Я что-то не слыхал, чтобы ты был конунгом или ярлом, а прочим ее незачем трогать.
— Я хочу драться с тобой за эту вещицу, — сказал Сигтрюгг.
— Может, ты и хочешь, — сказал Орм, — ибо мне ты кажешься человеком жадным и безрассудным. Но мой совет тебе — убрать прочь руки и оставить разумных людей в покое.
— Ты боишься со мною драться, — крикнул Сигтрюгг, — но драться будешь, или давай цепь, потому что у меня с тобой старые счеты и цепь я требую в возмещение.
— Видно, пиво тебе не в прок и затуманило ум, если ты говоришь такое; я никогда тебя прежде не видел, и не может у нас быть никаких старых счетов. А теперь, — продолжил он, уже теряя терпение, — умнее всего для тебя сидеть тихо и помалкивать, пока я не попросил у конунга Харальда разрешения съездить тебе по носу. Я человек мирный и не имею большой охоты браться за такое рыло, но сдается мне, ты вынудишь проучить тебя и самого терпеливого!
Сигтрюгг был могучим бойцом, которого боялись из-за его силы и буйного нрава, и не привык к таким речам. Он вскочил со скамьи, заревев, как тур, и выкрикивая ругательства, но еще мощнее прозвучал голос короля Харальда, когда он гневно приказал замолчать и спросил, из-за чего такой шум.
— Этот человек, конунг, — сказал Орм, — лишился рассудка от твоего доброго пива и от собственной жадности; потому что он кричит из-за моей цепи и говорит, будто у нас с ним счеты, хотя я его никогда прежде не видел.
Король Харальд посетовал, что от людей конунга Свейна всегда одно беспокойство, и спросил Сигтрюгга строго, отчего тот не желает держать себя в руках, хотя слышал о том, что в зале провозглашен, Христов и конунгов мир.
— Конунг, — сказал Сигтрюгг, — я расскажу все как есть, и ты сам признаешь, что я в своем праве. Семь лет назад я понес ущерб, и теперь узнаю, что эти двое из числа тех, кто мне его нанес. В то лето мы возвращались домой с юга на четырех кораблях, Борк с Вена, Палли Серебро, Фаравид Свенссон и я; и мы встретили три корабля, вышедшие навстречу, и из рассказа этого Токе я понимаю, чьи это были корабли. На моем судне был раб из Испании, черноволосый и желтый лицом, и пока мы переговаривались, он прыгнул за борт и утащил с собой моего свояка Оскеля, хорошего человека, и никто из; нас не видел больше ни того, ни другого. А вот теперь мы все услышали, что этого самого раба подняли к ним на корабль и он оказался иудеем Саламаном и принес большую пользу. Оба человека, сидящие тут, Орм и Токе, были теми, кто вытащил его из воды; это мы слышали из уст одного из них. За такого раба я мог бы получить немалую прибыль, а этот Орм стал теперь хёвдингом у людей с корабля Крока, и потому будет разумно, если он заплатит за мой убыток. Поэтому я требую теперь у тебя, Орм, твою цепь как возмещение за раба и за моего свояка, каковую ты либо отдашь мне по доброй воле, либо встретишься со мной в поединке тут же во дворе, на утоптанной земле, со щитом и мечом и теперь же. Убить тебя мне придется, после того как ты высказался насчет моего носа, ибо никто из сказавших мне, Сигтрюггу сыну Стиганда, кормщику короля Свейна, такие обидные слова, не прожил после этого и дня.
— Две вещи внушают мне надежду, когда я тебя слушаю, — сказал Орм. — Первая — это то, что цепь у меня и со мною останется, кто бы ни прыгал с твоего корабля семь лет назад. А вторая — это что у нас с Синим Языком тоже есть что сказать насчет того, кто из нас двоих проживет дольше. Но прежде мы должны выслушать, что скажет на это король Харальд.
Все в зале были рады, что дело идет к стычке, ибо можно было рассчитывать, что бой между такими людьми, как Орм и Сигтрюгг, окажется стоящим зрелищем. И Свейн, и Стюрбьёрн сочли, что это будет хорошей переменой после пира, но король Харальд сидел в раздумье, поглаживая бороду, и, казалось, сомневался.
— В таком деле трудно рассудить справедливо; и мне не кажется несомненным, чтобы у Сигтрюгга было право требовать у Орма возмещения за ущерб, причиненный ему помимо воли. Но ясно, что всякий, кто потерял раба и свояка, захочет за это виру. А поскольку обмен оскорблениями уже случился, то бой между этими двумя все равно произойдет, едва они скроются с моих глаз, и такая цепь, как у Орма, должно быть, вызвала уже немало убийств, а вызовет еще больше. Поэтому будет не хуже, если они сойдутся в поединке тут же, на потеху всем нам, а ты, Халльбьёрн, пойди проследи, чтобы площадку для боя утрамбовали и очертили там, где земля поровнее во дворе. И зажгите костры и факелы, и скажешь, когда все будет готово.
— Государь мой конунг, — сказал Орм огорченно, — я не согласен на такой поединок.
Все посмотрели на него, и Сигтрюгг и многие из людей короля Свейна засмеялись. Король Харальд покачал головой:
— Если ты боишься драться, я не вижу иного выхода, кроме как отдать цепь ему, как бы она ни была нужна тебе самому. На словах, ты, я слышал, был похрабрее.
— Дело не в поединке, — сказал Орм, — а в холоде. У меня всегда было слабое горло, и мороз для меня хуже всего, и нет для меня ничего опаснее, как после пива и тепла выйти на ночную стужу, особенно теперь, после того как я пожил в странах Юга и отвык от суровых зим. И мне кажется не слишком разумным, чтобы из-за этого Сигтрюгга мне потом всю зиму кашлять, потому что к этому я расположен, моя мать часто говорила мне, что кашель — это моя смерть, если я не буду беречься. Если мне будет позволено дать совет, то было бы лучше, чтобы бились мы тут, в зале, перед твоим столом, где места довольно. И сам ты сможешь видеть бой безо всяких затруднений.
Многие засмеялись над страхом Орма, но Сигтрюгг больше не смеялся, а выкрикнул, что уж позаботится, чтобы Орму не пришлось больше бояться кашля. Но Орм не обратил на него внимания, а сидел, повернувшись к королю Харальду и ожидая его решения. Конунг сказал:
— Худо, что молодежь пошла изнеженная и не чета прежней. Сыновья Лодброка не думали ни о горле, ни о погоде, как и я сам молодые годы, а среди молодых я уже не знаю никого, кроме Стюрбьёрна, кто был бы нашей породы. Но понятно, что мне в мои лета удобнее будет видеть бой оттуда, где я сижу. И хорошо, что епископ лежит в постели, потому что он бы восстал против этого. А я думаю, что мир, провозглашенный в этом зале, не нарушится тем, что делается по моему собственному позволению, и я не считаю, что Христос будет против поединка, если все делается по закону и обычаю. Посему да будет так, что Орм и Сигтрюгг сойдутся здесь, на свободном месте перед моим столом, со щитом и мечом, при шлемах и в броне и никто да не окажет им никакой иной помощи, кроме как при облачении в доспехи. И ежели один окажется убит, то так тому и быть, а если один из вас не сможет более стоять на ногах, отбросит меч или спрячется под стол, да не будет ему более нанесено ударов, но бой в таком случае считается проигранным, и цепь также. Я же и Стюрбьёрн и Халльбьёрн стремянный сами станем следить, чтобы все шло как положено.
Тут пошли принести доспехи Орму и Сигтрюггу, и в зале сделался большой шум, и многие кричали друг на друга. Люди короля Харальда находили лучшим из двоих Орма, а люди короля Свейна расхваливали Сигтрюгга и говорили, что он уже уложил девятерых в поединке, не получив сам при этом ни единой раны, которую пришлось бы перевязывать. Среди самых разговорчивых был Дюре, он спросил Орма, не боится ли он кашлять в могиле, а потом повернулся к брату и попросил того удовольствоваться цепью Орма и отдать ему, Дюре, Ормов меч.
Токе сидел мрачный, с тех пор как ему перебили рассказ, бормотал себе под нос и пил, но когда услышал слова Дюре, оживился. Он воткнул свой нож в стол перед Дюре, так что лезвие глубоко вошло в дерево, и швырнул рядом свой меч, не вынимая из ножен, потом перегнулся через стол, проворно, так что Дюре не успел уклониться, схватил его за уши и бороду, ткнул лицом в меч и сказал:
— Вот это оружие не хуже, чем у Орма, но попробуй добыть его сам, а не выклянчивай у других!
Дюре был сильный человек, и крепко вцепился Токе в запястье, но от этого сделалось больнее его ушам и бороде, он застонал, но освободиться не смог.